Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога

Весьма резко отозвался о классической гимназии и сын попечителя петербургского учебного округа князь С. М. Волконский. «Гимназия в то время осуществляла идеал толстовской «классической системы». Это было стройно, но сухо, а главное, совсем не классично. Главная пружина механизма, Александр Иванович Георгиевский, с самодовольством глядел на часы и говорил: «В данную минуту в пятом классе всех гимназий российской империи проходят латинские неправильные глаголы». И это называлось «классическое воспитание».

Конечно, я лично всегда буду благодарен родителям, что поместили меня в классическую гимназию. Но какую же я имел из дому подготовку, какой же запас сведений, впечатлений? То, что я принес в гимназию, в смысле направления ума и душевных влечений, было, во всяком случае, не меньше того, что я от нее получил. Гимназия только пополняла; я бы сказал, что гимназия являлась казенным текстом к моим домашним, совсем не казенным иллюстрациям. Но что давала она заурядному гимназисту, такому, у которого не было такого дома, таких родителей, таких воспоминаний? Одно формальное выполнение программы, прибавлю – ненавистной программы; ибо не только безразличием дышало отношение учащихся к программе, оно дышало ненавистью…

В Петербурге сквозь этот регламент иногда пробивался свежий дух, когда преподаватель обладал сколько-нибудь яркой индивидуальностью; но провинция! Что за сонное царство провинциальная гимназия! И как все это было не нужно» (42, с. 53).

Так что в классический гимназии 70–90-х гг. велика была прежде всего роль учителя, способного и обладавшего индивидуальностью, рискующего идти на «контрабанду», или строго соблюдающего программу, а также и роль семьи, домашней подготовки; но не то ли же самое мы видим и сегодня? Сама же классическая гимназия, ее программы… Увы!..

Затем положение немного изменилось. В 1902 г. запрещены были обратные переводы («экстеморалии»), несколько увеличено количество часов на литературу и историю, а при преподавании латыни было рекомендовано знакомить учащихся с произведениями античных авторов и историей античности. Тогдашние учебники латинского языка представляют определенный интерес как книги для чтения по истории культуры античного мира. Но большей частью это относится к началу ХХ в., который в некотором роде составил золотой век русской классической гимназии. Именно этот период и описал К. Г. Паустовский в своей «Повести о жизни», по которой старшее поколение наших современников и составило себе представление о классической гимназии. «В 1902 г. мы начинали учиться по новой, недавно введенной программе, которая представляла собой какое-то улучшение по сравнению с программой 1880-х годов… когда учащихся «душили» изучением латинского и греческого языков. По новой программе латинский начинался не с 1-го, а с 3-го класса, изучение греческого было оставлено факультативно только для желающих. Было введено преподавание природоведения, географии и истории, расширялось изучение физики, значительное время было выделено на преподавание новых языков – немецкого с первого класса и французского со второго. Преподаванию географии, истории и природоведения отводилось по два часа в неделю, Закону Божию тоже два часа, по пять часов отводилось на русский язык и арифметику, два часа на рисование и по одному часу на пение и гимнастику. С 1-го класса нас учили преподаватели только с высшим образованием. Преподавательницы появлялись только в исключительных случаях, когда надолго заболевали преподаватели» (111, с. 27). Тем не менее и в начале ХХ в. классическим языкам в гимназии отдавался 41 % учебного времени, русскому и новым языкам, литературе, истории и географии, вместе взятым, – тоже 41 %, а на физику, математику и естествознание приходились остальные 18 % (75, с. 248).

Еще одно грубо ошибочное представление о старой гимназии: классическая школа предназначалась «для детей дворян и чиновников» (вот уж вбили за десятки лет в головы советских людей этих несчастных дворян и чиновников! Как будто не было неимущих дворян и нищих чиновников), а реальная – «для разночинцев». Ну, что делать, уж такой щедринский органчик помещен в голову «совка». Он ведь неспособен усвоить, что если в городе была одна гимназия, то в ней учились и дворяне, и крестьяне, независимо от того, была она классической или реальной. Выбор мог быть только в городах с несколькими гимназиями. «Только уже в Ровно из разговоров старших я понял, что доступ в университет мне закрыт и что отныне математика должна стать для меня основным предметом изучения, – писал сын потомственного дворянина, уездного судьи, надворного советника В. Г. Короленко. – Во время проверочного экзамена я блестяще выдержал по всем предметам, но измучил учителя алгебры поразительным невежеством. Инспектор, в недоумении качая головой, сказал отцу, ожидавшему в приемной:

– Мы его, пожалуй, примем. Но вам лучше бы пустить его «по классической».