Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Отцу дали 5 лет с правом переписки. Так что до последних его дней мы получали письма, а в 40-м году мама ездила к нему. Что меня особенно взволновало в Ваших хождениях по мукам – Вы упоминаете лазареты Межог, Протока. Там закончилась жизнь отца. Он был «пересидчиком», здоровье его сдало после общих работ, и добило его то, что бывшие ученики стали просить начальство ГУЛАГа отпустить его работать в разные университеты России, но на все просьбы приходил отказ. Он умер в апреле 1945 года. Только вырвавшийся оттуда один человек рассказал мне, в каком ужасном виде отец был к концу. А я помню отца красивым жизнерадостным человеком, большей частью за письменным столом, но в свободное время сочиняющим шуточные стихи, аккомпанирующим маме, которая хорошо пела.

Конечно, вероятность того, что он встретился на Вашем пути, мизерно мала, но всё же, а вдруг?

После смерти отца маму довольно быстро отпустили, но с минусом, и она поселилась в Петушках – 100 км от Москвы, где жила я, и провела там ещё 9 лет. Брак моих родителей был очень счастливым, и мама до конца жизни осталась верна памяти отца, притом что была красивой женщиной и была разлучена с мужем в 40 лет.

Моя доля была счастливее судьбы многих детей «врагов народа»: меня не принуждали отказываться от отца, не арестовывали, не заставляли доносить; удалось получить образование, избежать комсомола. Варварский режим иногда давал сбои.

Когда мы с мамой смогли наконец поселиться вместе, нам было непросто. Я никак не оправдываю Вашего сына, который не делал попыток понять и полюбить свою родную мать, но понимаю трудности сближения после такой изломанной жизни. Всё же у меня остаётся надежда, что он не остался для Вас совсем чужим.

Приближается новый, 2000-й год – начало нового тысячелетия. Мы не увидим этого будущего, но хочется, чтобы там было меньше крови, грязи, предательства и беззакония.

При всем кошмаре описанных событий Вашей жизни в книге есть сильная оптимистическая линия: человеческие взаимоотношения, дружба, взаимовыручка – то, что никакой изуверский режим не смог отобрать, отобрав свободу…

М. Ю. К.

2000 г., Россия, Москва

…В этом году моя внучка поступала в МГУ на журфак; на собеседовании её спросили, какая из прочитанных в последнее время книг произвела на неё наибольшее впечатление. Она назвала Вашу книгу. Экзаменаторы попросили рассказать, о чём она, после чего устроили разгром, довели девочку до истерики, а на прощанье посоветовали «подумать, почему Сталин вынужден был так поступать». Так вот и живём…

Семён Виленский

Московское историко-литературное общество «Возвращение»

Тамаре Владиславовне Петкевич – автору книги «Жизнь – сапожок непарный»

Доверья и света

Безмерный поток —
Непарный за это
Носи сапожок.

Тюремные были,

Допросы и срок…
Уж лагерной пылью
Повеял Восток.

Там горе людское

И дьявольский смех,
А слово благое
Кто скажет за всех?

Звезда среди ночи,

Та женщина здесь.
Все армии молча
Отдайте ей честь!

И пусть мне простится

Возвышенный слог, —
Но парных
Непарный
Родней сапожок!

Майя Шейнина

17.01.2000, Израиль

Дорогая Тамара Владиславовна!

…Родилась я, слава богу, позже Вас, в 1929 г., и, возможно, поэтому избежала страшной участи тысяч женщин (или миллионов), чья судьба была жестоко сломлена в начале, в середине или даже в конце жизненного пути. Мой отец, Харин Соломон, родом из Гродно, умница, крупный экономист, бывший какое-то время замдиректора Госбанка СССР в Москве, был арестован весной 1936 г., обвинён в троцкизме и расстрелян 4 ноября 1936 г. Моя мать, Софья Зильберберг, родившаяся в Лодзи, была замечательным врачом-гинекологом в знаменитом родильном доме имени Грауэрмана. После ареста отца её сначала выслали в Уфу, а затем отправили в женский лагерь в Акмолинск как ЧСИР. Спасение мамы было в том, что все семнадцать лет лагерей и ссылки она работала врачом. Характер у неё был стойкий, она спасла многих женщин-заключённых от общих работ, т. е. от гибели, и они до конца её жизни (в 1977 г.) окружали её любовью и вниманием.

Возможно, такая биография особенно располагает к чтению Вашей книги, но дело, конечно, не только в этом. И не в том только, что и я с 1937 г. росла в Ленинграде (меня взяли на воспитание бездетные тётя и дядя, жившие на Петроградской стороне)…

Меня особенно привлекла психологическая глубина книги, стремление автора понять истоки человеческого характера, дойти до самой сути влияния людей и всевозможных обстоятельств на формирование личности ребёнка, потом девушки, потом взрослого человека…