Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

В 1946 г. со Светика до Микуни я доехал товарняком, в Микуни мне оформили справку об освобождении, где стоит подпись «Варш». На душе были и радость, и смятение. Билет был выписан до Томска. Но по совету одного друга я не поехал в Сибирь, а устроился в селе Айкино грузчиком в «Заготзерно». Через год я переехал в Котлас и проработал на одном месте 36 лет. В Котласе была семья, дети. Жену похоронил, дети разъехались по другим городам. 6 внуков и 2 правнучки редко пишут. У них свои заботы.

Спасибо Вам за правдиво написанную книгу о далёком времени. Я ещё живой тому свидетель.

Вероника Чернышёва

25.11.1998, Россия, Москва

Дорогая и прекрасная Тамара Владиславовна!

Меня зовут Вероника, мы мельком встретились с Вами на кухне у Галины Александровны Шиловой, в Москве…

Вашу книгу я прочла в два приёма. Сначала – до Вашего первого этапа. Каково Вам было это пережить – кафкианско-достоевский кошмар наяву, если я от одного сострадания сорвалась в депрессию, Галина Александровна свидетель. Я боялась читать дальше: не хотела мучиться, хотя понимала, что не имею права беречь себя и уклоняться. Только теперь, когда убили Галину Старовойтову, я решилась одну боль глушить другой. Простите, что звучит неделикатно по отношению к автору, но мы же книгами и спасаемся, и лечимся, с их помощью и живём, и бежим от жизни.

Я уже давно слушаю в книге автора, живую душу, а не писателя: года всех клонят к чтению воспоминаний. А тут я увидела автора наяву: невероятно молодую, красивую, по-ленинградски куртуазно-интеллигентную и удивительно живую женщину – без всякой заматерелости, как бы всё ещё в поиске, становлении, душевной трепетности.

Из книги я почувствовала, что Вы отмечены редчайшим из даров, который в человеческом каталоге и не обозначен толком, потому что не поддаётся умной словесности: что-то вроде жизненной полноты, крепости, какой-то очень качественный состав тела-души-духа – без червоточины и кособочины (то, что Вы проклинаете как неуверенность в себе, наверное, есть продукт Вашей потребности к саморазвитию: духовный фермент, который препятствует окостенению личности, проявляется вовне как неуверенность, т. е. тормозит развитие уверенности в себе). Все дары обязывают – и Вы свой отрабатываете с честью, что тоже редкость. Для Вас всё это не новость, но я просто подтверждаю со стороны. Какая удача, что всё зафиксировано Вашей книгой – подвиг не меньший!

Из Ваших художественных достижений, которых я не искала, да и Вы, кажется, не к ним стремились, – как Вы сумели не спроецировать себя взрослую на себя юную?! Вы сумели передать, как медленно зреет женская душа, в каких-то глубинах, почти независимых от внешнего хода жизни. А другое – это ощущение ладони, прикрывающей свечечку на ветру.

Огромное Вам спасибо.

Н. В. К.

15.03.1999, Белоруссия

Дорогая Тамара Владиславовна!

Я незнакома с Вами, но мне трудно обратиться к Вам иначе, так как, несмотря на то что я человек другого поколения, мне слишком близко и понятно многое из Вашей жизни.

Наверное, это символично, что после того, что Вам пришлось пережить в те страшные годы, Ваша родственница – Вера Стремковская из Минска – защищает в суде моего отца (…), которому в июне этого года должно исполниться 75 лет и который уже почти полтора года предварительного следствия провёл в тюрьме. Так родное государство «отблагодарило» моего отца за то, что он больше 50 лет рвал жилы на адской работе, отдавая ей всё время и все силы без остатка. Впрочем, «награда» Вашему отцу была ещё страшнее.

Мой отец – слишком неординарная, нестандартная личность, талантливый хозяйственник и неугодный всем властям своей независимостью руководитель, не признающий слепого повиновения. В отместку он был публично оклеветан, унижен. Растоптана вся наша семья: мой муж провёл полгода в тюрьме и полгода в спецкомендатуре, моя сестра осуждена условно, её муж приговорён к четырём годам усиленного режима. Не стану описывать все унижения, которым мы подвергались, Вам всё это прекрасно известно. Почти год я провела на постоянных допросах, моя четырнадцатилетняя дочь прожила этот год с собранным чемоданом вещей и наказом о том, что ей делать, если я не вернусь с очередного допроса. При этом на нашу семью выливались потоки грязи в официальных средствах информации, сейчас всё это продолжается в суде. Я запретила себе думать об этом, иначе можно было просто сойти с ума. Вера Валентиновна бессильна что-либо изменить, хотя и старается. Мы всегда будем ей признательны за понимание и моральную поддержку, которая нам всем так нужна.

Как удивительно через столько лет переживать ощущения, похожие на Ваши, чувствовать чужое горе так же, как своё, и всё это благодаря Вашей книге. Я думаю, Вы уже много хорошего слышали о ней, и мое письмо – не исключение, но я чувствовала потребность написать Вам.

Я прочла Вашу книгу, когда душа отказывалась жить, хоть её и принуждали, и ощутила, что я не одинока, переживая вместе с Вами.