Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Каковы были факты об этих концентрационных лагерях? Британским властям, которые решили отлавливать женщин и детей, потому что ничего больше с ними сделать было нельзя, приходилось их кормить и заботиться о них. Где их удерживали в качестве заложников для пыток?

«Имею честь сообщить, — писал лорд Китченер в ответ на резкий протест Шока Бергера, — что все женщины и дети, находящиеся в настоящее время в наших лагерях, которые выражают желание уехать, будут отправлены на попечение вашей чести, и я был бы счастлив получить информацию о том, где бы вы хотели, чтобы они были вам переданы».

Это предложение осталось без ответа. Бурские отряды не имели желания принимать этих женщин и детей; они были рады избавиться от ответственности. «Голодный» паек в лагерях (цифры буров, а не британцев) состоял из ежедневного отпуска на каждого человека полфунта мяса, трех четвертей фунта муки, полфунта картофеля, двух унций сахара, двух унций кофе; каждому ребенку в возрасте до шести лет полагалась четверть бутылки молока.

Автор опять воспользовался показаниями свидетелей. Никто не мог отрицать ужасающего распространения болезней, высокого уровня детской смертности. Но этими болезнями были не тиф или дифтерия из-за плохих санитарных условий — это были корь, ветряная оспа, коклюш. Матери с криками ухватывались за детей и не отпускали их от себя, когда пытались отделить их для лечения врачи или сестры; в тентах распространялась эпидемия.

Во многих случаях приводились одни и те же показания: «Многие женщины не хотят открывать тенты, чтобы впустить свежий воздух, и вместо того чтобы давать больным детям необходимые лекарства, которые поставляются военными, предпочитают лечить их домашними снадобьями. Матери детей не моют… Причиной высокой смертности стало и то, что женщины выпускают детей, как только корь идет на убыль. Они дают детям мясо и другую плохо усваиваемую пищу, даже когда мы это запрещаем». По какой-то причине критики не упоминали о том, что английские беженцы из Йоханнесбурга с самого начала войны жили в точно таких же английских лагерях.

Много написал Конан Дойл и в отношении других обвинений, тщательно подбирая факты и внутренне испытывая гнев. Двадцать тысяч экземпляров «Войны» разошлись в переводе по Германии. Книга появилась в Нидерландах, России, Венгрии, Швеции, Португалии, Италии, Испании, Румынии; даже дома вышло специальное издание в переводе на валлийский язык тиражом в десять тысяч экземпляров. Для норвежского издания часть книги спешно передавалась издателям с использованием гелиографа, от вершины к вершине; доступ к Осло был невозможен из-за штормов и снегопадов. Переводчики и издатели за рубежом нередко сталкивались с оскорблениями или даже чем-то хуже; порой приходилось преодолевать цензуру, но зловредной Британии помогали друзья.

Однако не сражался ли он с ветряными мельницами? «Мы не питали никаких иллюзий, — писал он позднее в газете «Таймс». — Мы не ожидали массовой перемены убеждений. По крайней мере, можно быть уверенным в том, что больше не будут использоваться ссылки на незнание фактов».

Если он и сражался с ветряными мельницами, то сокрушил их. Многие из них, намного больше, чем он надеялся, перестали молоть муку на президента Крюгера. Другие замедлили темпы. Они последовали примеру влиятельных изданий, таких, например, как до того антибританские «Винер тагеблатт», брюссельская «Индепенданс Бельж», берлинская «Национал цайтунг». Когда Х.А. Гуинн сказал, что его работа была равноценна успехам генерала, это было истиной. Однажды за обедом, на котором были Джозеф Чемберлен и лорд Роузбери, ему сказали почти что то же самое. Большинство органов печати дома, как и те, кто ему писал, были благодарны за то, что кто-то, наконец, высказался. Но были и такие, кто, воздавая ему должное за патриотическое дело, с нескольким неудобством задавались вопросом, не будет ли ущемлено достоинство Великобритании, если кто-то высказывается в ее защиту.

Сомневаетесь? Тогда обратите внимание на такие возвышенные высказывания газеты «Кантри лайф»:

«До сих пор есть много англичан, которые глупо презирают «тех иностранцев» и не отдают себе отчета в том, о чем они думают. Я понимаю их чувства и не хотел бы торжественно поклясться в том, что не сочувствую их вере в теорию великолепной изоляции. Но в то же время мне приходит в голову навязчивое подозрение, что в любом случае нам было бы не хуже, если бы иностранцы лучше думали и в большей степени оправдывали нас».

Видите, у автора этих строк есть «навязчивое подозрение». Он чувствует себя несколько неловко. Он почти убежден в том, что не надо задирать нос. Именно с такими позициями боролся Конан Дойл — с самонадеянным резонерством, с которым он дрался всю жизнь. И когда мы подсчитываем оказанные стране услуги, давайте не забывать о тех, чьи голоса звучали за сорок семь лет до этого.