Жизнь Штефана Великого

— Стало быть, они вправе рубить моих людей, рассекать утробы женщин, жарить на копьях детей, запрягать в ярмо рабов и гнать их плетьми до самой Волги?

— Вправе. Гяуры должны покориться владыке мира.

— А меня тут, — отвечал с мимолетной улыбкой воевода, — встретили жены полоненных мужей и матери погубленных младенцев. И, преклонив колена, громко вопили и страшным проклятием грозились, когда не воздам разбойникам по справедливости. Так вот мой ответ Мамак-хану. Сиона-Сиди Ахмеда не казню, ибо он ему брат: придержу его при себе, когда-нибудь, может быть, пойдет он на самого Мамака и отнимет у него престол и жен, а может, и жизнь. Уж мне-то ведомо, на что способны братья. А Мамака-молодого велю казнить за погубленных младенцев Молдавии. И вы, послы, говорившие тут столь дерзостно, сложите сей же час головушки, дабы другим не повадно было. Одному старейшему оставляю жизнь. И глаза — дабы увидел все, и язык, дабы поведал о том своему господину. Отрезать ему только уши, в назидание другим: не все, что говорит Мамак, святая правда; и нос, дабы не слишком задирал его, являясь перед нами.

Мудро взвесив нрав молдаван и сынов чингисовых, князь поручил оргеевским и сорокским крестьянам свершить задуманную казнь. Привязав длинными канатами Еминек-Сиди Мамака за руки и за ноги к четырем коням, всадники поскакали в разные стороны и разорвали его на куски. А 99 послов проткнули 99 кленовыми кольями, срубленными тут же в дубраве. Княжеское войско стояло ровной стеной с обеих сторон. Пуще всех злорадствовали те самые женки, что грозились проклятием; столпившись в стороне и полуобернувшись, они следили украдкой за казнью.

А потом, пожаловав пыркэлабом своего боярина Гангура, господарь повелел ему заложить без промедления каменную крепость с земляными раскатами у Оргеева на Днестре, где кончаются кодры, дабы укрепить рубеж в сторону Дикого поля. И быть крепости готовой к осени, для чего выйти на ее строительство поочередно жителям трех волостей; а к Дмитриеву дню стать там господаревой страже. И еще прибавить ратников в Сорокской и Тигинской крепостях. И отпустить сотого посла Мамака с отрезанным носом и ушами, пускай свободно идет к хану своему.

V

Шестнадцать дней стояли гонцы Штефана у Днепра, после ухода мамаковых орд в пустыню, выжидая, не поворотят ли они обратно. К степному дурнопьяну стали приставать паутинки — то был знак, что в безлюдных просторах воцарился покой. В первую неделю нового 70 года, сентября месяца в третий день, распорядился Штефан освятить Путненский монастырь во славу Пречистой девы, матери господа нашего Иисуса Христа. Со всей молдавской земли сзывали людей в угорье на великий праздник поминовения усопших и возблагодарения всевышнего за дарованные победы. Три года строился храм. 4 июня 1466 года князь собственноручно ударил молотом по первой каменной плите. Знатный Фряжский зодчий Антонио, владевший тайной кладки сводов, приложил немало старания и искусства. В срок явились и афонские иконописцы. Церковную утварь и ризы изготовили хваленые Кафинские мастера. Ко дню освящения прислали они господарю вдобавок прямой меч с крестообразной рукоятью, усыпанной алмазами и рубинами.

Народ стекался отовсюду, заполняя окрестные склоны. Согласно протоколу, Штефан восседал на княжеском престоле в венце, а боярство стояло около. Когда же началось чтение священного евангелия, господарь обнажил голову и преклонил колена вместе с княжичем Алексэндрелом; и так стояли они до евхаристии[107]. В той же части храма у выхода из трапезы стояли княгини-инокини с прочими княжескими детьми. У жертвенника служили 64 духовных чина — архиепископы, священники и дьяконы. Нямецкий архимандрит и настоятель Иосиф был помазан настоятелем святой путненской обители. На его же место заступил отец Сильван. Владыка Феоктист, Сучавский митрополит, и владыка Тарасий, Романский преосвященный, торжественно отслужили поминальный молебен по усопшим предкам. При появлении господаря войско в доспехах и ратном убранстве сверкнуло оружием, затем застыло скалой. На холмах немецкие ратники грохнули из бомбард, а конники, горяча коней, подняли хоругви на высоких древках. По всей долине началось пиршество. Загудели новые колокола, отлитые львовскими мастерами, воспевая того, кто повергает ворогов во прах и сокрушает зубы в устах злодеев.

VI

29 августа лета 71-го, в день усекновения главы Иоанна Предтечи, Штефан-Воевода обедал с боярами в малой палате Сучавского замка. И случилось в то время великое землетрясение. Наполнив серебряный кубок своему господину, Дажбог-кравчий только собирался отпить, проверки ради, из него, когда внезапно всколебались недра земные. Сотрапезники, изменившись в лице, переглянулись, затем поворотились к господарю. За первым ударом последовал второй; в крепости загромыхал обвал. Отроки-служители и дети боярские принесли весть, что обрушился угол большой колокольной башни Небуисы; сдвинувшись с места, колокол протяжно зазвонил.