Жизнь Штефана Великого

Господарь вышел во двор. Солнце стояло о полдень. За Штефаном поспешали придворные. Творя молитвы, показался святейший владыка Феоктист.

И подлинно: угол башни над обрывом обрушился. В комнатах, где жили немецкие ратники и лучники-сейманы, творилось невообразимое. Стукаясь лбами, воины вылезали в окна. Господарь обронил несколько слов немецкому капитану и тот, высоко подняв шестопер, кинулся стремглав к воинам, передавая по комнатам слова повелителя. И вскоре отряды — в шлемах и с оружием в руках =— построились со своими начальниками.

— Отец святой, — обратился Штефан к владыке Феоктисту, — изволь укрыть младенцев и княгинь в церкви и сотворить молитву об отпущении грехов, в которых я повинен перед господом.

Митрополит отошел со старыми боярами.

Штефан остановился перед рядами воинов. Смотрел он пронзительно, но никого не укорил. И все же у некоторых венгерских и албанских воинов дрогнули седые усы, иные же из молдаван готовы были сквозь землю провалиться. К тому времени князю минуло сорок. Он был с открытой головой, в том виде, в каком оставил трапезу; заботы, горести и тяжкие думы посеребрили волосы Штефана. Брови его были нахмурены, усы чуть взъерошены. Но старые воины умели читать на белокуром лице господаря свойственное ему мягкосердие.

Как только владыка начал молебен, землетрясение прекратилось.

— Кто убоялся? — спросил с улыбкой князь. — А то под крепостью живет ворожея, она младенцев волчьим волосом окуривает — от страха лечит. Воины — что дети. Одно знают — резвятся; а истинного смысла небесного знамения постичь не в силах.

Обветшала башня Небуисы — вот господь и указал нам обновить ее. Державе нашей тоже надобны новые кирпичи и камни — обновить чины боярские, поставить в должности храбрецов, отличившихся в ратных походах. И еще одно: пора отбросить старые повадки, воздвигнуть единую башню верности, дабы впредь не повторялось Васлуйское дело, 16 января того же года, когда господарю пришлось казнить за измену Негрилэ-кравчего, Исаию-ворника и Алексу-стольника. А еще, быть может, падение башни означает гибель господарева недруга. А недруг тот не кто иной, как Раду Басараб, валашский воевода. Обновление башни предрекает также радостное обновление Сучавского двора: пройдет немного дней, и из крымской крепости Мангоп пожалует в Молдавию новая княгиня. И все от мала до велика возрадуются вместе со своим господином.

Затем князь воротился к прерванной трапезе. А капитаны, сотники и кое-кто из воинов, собравшись по своим комнатам, удивленно слушали еще раз речи князя в толковании капитана Питера Германа. Это был изрядной учености саксонец, искусный в шести языках, и даже расписываться мог. И дар имел — толковать иные тайные мысли воеводы. А когда он этим делом занимался, то имел обыкновение держать при себе кувшин старого котнарского и часто прикладывался к оному кладезю премудрости. Саблей же своей чертил при этом замысловатые линии на песке; другие — правда — разуметь их не могли, а он мог. И еще владел он искусством стрельбы из ломовых пищалей. Немцам своим он устроил самострелы и обучил их попадать в цель с большого расстояния. Был он высоким, русобородым человеком с рыжими вихрами.

Проезжая мимо, господарь хлопал его по плечу, и тогда его милость капитан Герман делался как бы меньше ростом и жмурился.

— Хорошо разуметь грамоте, — говорил сакс в тот день. — Через то и доказано было вероломство кравчего, ворника и стольника. Хорошо носить голову на плечах, ежели она умная. И еще хорошо быть гораздым в иноземных языках, дабы знать в каких местах сражаются теперь короли и кесари. А мы поживем покуда припеваючи при дворе Штефана-Воеводы. Ведомо стало, что в Мангопе живут отпрыски царственного рода и едет оттуда к князю супруга с византийским гербом.

Так оно и случилось. В 14 день сентября лета 1472-го остановился в сумерках у крепостного рва поезд княгини Марии Мангопской, с пыркэлабом Белгородским Лукой и боярами, встречавшими ее на пути. Господарь, в убранстве из веницейской парчи, вышел с великой пышностью из крепости: оба низко поклонились друг другу под звуки ратных труб; затем князь взял невесту за руку и повел в замок. Тем же вечером началась блистательная свадьба.

Но землетрясение и обвал таили в себе и другой смысл, недоступный смертным; ибо один господь вечен, а люди возвращаются во тление, откуда вышли; ибо пред очами его — тысячелетие — как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи. А жизнь людей подобна мимолетному сну или траве, которая утром вырастает, утром цветет, а вечером подсекается и засыхает.

«Так и мы исчезаем от гнева твоего, и от ярости твоей мы в смятении».

«Ты положил беззакония наши пред тобою и тайное наше пред светом лица твоего».

Облачаясь в венчальное платье, князь шептал про себя слова псалмопевца, исполняясь их терпкой горести и все же в них ища опору для грозных предстоящих испытаний.