Жизнь Штефана Великого

С моря опять же у них подсоба: теперь на Черном море нет иных судов, кроме турецких. Во всех покоренных странах до самой Азии стоят несметные рати. Вернуть потерянные крепости, можно лишь объединенными силами. С потерей Белгорода польской торговле грозит такое оскудение, что Казимир-король не может этого не уразуметь. Когда ему недоступен высший долг, так пусть по крайней мере просто, по-человечьи, уразумеет долг свой перед народом да купцами Республики.

До возобновления связей и посольских дел с Польшей, он, Штефан, может лишь усилить ратные дружины Нижней Молдавии и защитить от турок жителей края. Молдавские крепости обратились в гнездилища зла, от них страдать придется всем соседним землям. А если и пойдет на соглашение неверный, откроет — корысти ради — торговый путь, разве можно ему довериться? Завтра он захочет прибрать к рукам весь путь до Каменца, сесть на заставах, подчинить себе Молдавию. Великое страдание сулят Молдове эти раны. Еще страшней, однако, грядущая беда: стране грозит полное порабощение. А за падением этих ворот христианства последуют другие шумные падения. За Белгородом — Каменец. За Каменцем — вся Польша. Затем, зажатая с боков, падет и Угрская земля.

Прежде всего следует оборонять Молдавскую землю. Таков первый завет, подсказанный небом. А поэтому сперва укрепит он ратные силы Нижней Молдавии. А затем уж повелит дьякам написать латинские грамоты королю Казимиру».

Ознакомившись с грамотами, его величество долго размышлял, как быть. На Торнском сейме в марте следующего года некоторые магнаты, повскакав с мест, кричали о беде Штефана-Воеводы, об угрозе, нависший над христианством. И убеждали короля склонить ухо к просьбам молдавского паладина. Иные дерзнули восхвалять его сверх меры за смелую войну с турками; тогда люди короля Казимира поспешили ответить, что польско-молдавские отношения налажены прочно, и помощь его величества короля обеспечена Штефану-Воеводе. Хваленый молдавский паладин, ранее столь часто обещавший лично явиться на крестоцелование, и все же не державший слова, — прибудет, наконец, в Коломию, чтобы дать клятву верности своему сюзерену.

Штефан раздумывал недолго. Принужденный обстоятельствами, решив, что найден лучший выход для получения крепкой поддержки и помощи, он дал в Сучаве польским послам свое письменное согласие на проведение коломийской церемонии.

Поднялся по уговору господарь с боярами и дворянами и в начале сентября 1484 года пересек польский рубеж. Шендря — ясельничий, открывавший путь в сопровождении княжеских служителей, вез опасную грамоту короля, в которой августейший повелитель Польши Казимир указывал, что он изволил дать «praesentem salvum conductum servo et amico nostro dilecto Iohanni Stephano palatino et domino terrae Moldaviae et omnibus eius armigeris et omnibus eius servitoribus»[121].

Бояре и воины, участники прежних битв, составляли паладину внушительную свиту; с удивлением и удовольствием взирали на нее польские пани, съехавшиеся на Коломийское зрелище.

Его величество Казимир вышел со всем двором навстречу другу и вассалу своему. Раздались подобающие речи. Войско стояло ровной стеной. Шелковый шатер, где по рыцарскому обычаю должно было совершиться крестоцелование, стоял на возвышении. Стефан-Воевода потребовал через послов, чтобы крестоцелование совершилось втайне, только при высших сановниках, а затем уж были поставлены подписи, торжественно привешены печати и зашнурованы свитки пергамента. Но как только запели трубы, шатер, раскрывшись, пал. Людям, столпившимся за рядами войска, представилась поистине неповторимая картина. Его величество король Казимир, достигший к тому времени преклонного возраста, стоял весь в пурпуре со скиптром в руке. Молдавский князь, только что поднявшийся с колен, оказался ростом ниже короля. Когда он внезапно повернулся, алмазы сверкнули на кафинском мече. Он стоял, подавшись несколько вперед, словно тур, ясновельможные пани улыбнулись. Король сделал в их сторону легкий поклон.

Для подобных уязвлений гордости софизмы — лучшее лекарство. Иного — впрочем — ничего не оставалось делать в ту минуту. «Что ж, изопьем и эту чашу — лишь бы осуществились клятвенные обещания, лишь бы ополчились ляхи и последовали за нами на юг. Неплохо преклонить колена — чаще вспомянешь господа. Хорошо смириться душою — дабы не забыть, что удел наш — страдание. Нахмурив грозно лоб, можно затем собраться с мыслями и улыбнуться августейшему монарху и другу. И пусть во рту едкая горечь обиды — надо улыбаться и думать о том, что господь дает ныне пользу, а в будущем позволит искупить позор».

На другой день, когда за королевским столом теснились вокруг паладина молодые шляхтичи, вдохновленные пылкими словами пана Яна Длугоша, прискакали порубежные гонцы и представили королю грамоты о том, что язычники вышли из приморских крепостей. Одни сражаются с молдавскими дружинами, другие спешат к Сучаве.