Жизнь Штефана Великого

В доказательство высокого благоволения и покровительства, король позволил выделить из войска своего 2000 ратников для сопровождения господаря Штефана в Молдавию. Это была лишь первая помощь — подарок за пиршественным столом; но вскоре последует вся великая польская сила, она отгонит неверных от Морского лимана.

Не теряя лишнего времени, воевода встал, поклонился блистательному собранию и повелел своим боярам и дворянам садиться на коней. Предложил он и королевским гусарам надеть кольчуги и подтянуть подпруги. Тут же полетели вперед скорые гонцы.

Следом за ними и сам господарь вступил в Молдавию; бирючи оповестили народ, что князь находится при войске. Не задерживаясь нигде, Штефан шел по следам бейлербея Али-Скопца; молдавские полки притаились в засадных укрытиях приморского и придунайского края.

К середине ноября, узнав от дунайских лазутчиков, что санджаки Скендер-бей Михалоглу и Бели-бей Малкочоглу собираются вступить в Молдавскую землю с крепкой ратью и многими подводами для добычи, господарь спешно разослал гонцов к своим военачальникам. Прижав турок к топям Катлабуги[122], Штефан отрезал им все выходы, затем, изрядно измотав, посек, и утопил в дрябях. Немногие пришельцы, которым удалось спастись от смерти, поклялись вернуться по весне с еще большей силой. И в самом деле — новую весну назвали в Молдавии весной Хромота, ибо этот каратель стремительно повел свои войска вдоль Серета к Сучаве. На Скейских холмах в Романской земле показались молдавские полки. Разбойные отряды османов ринулись на них; Хромот, зная ратные повадки Штефана-Воеводы, поднялся в стременах и, хмуря бровь, пытался угадать, где кроется настоящая опасность; но тут внезапно налетели со стороны Молдовы-реки и равнины молдавские войска и отбросили отряды Хромота к лесу. Началась свирепая охота.

После сечи привели Хромота под стремя воеводы и тут же, не откладывая, снесли ему голову; это было шестого марта лета 1486-го.

Но где та незамедлительная помощь, которую сулил король Казимир? Приятный час выпал королю в Коломии, там сиятельнейший монарх улыбался, и горько было Штефану-Воеводе. Так полагалось бы соблюсти общие интересы и сдержать данную клятву. Пусть явятся полки — вести их есть кому. Пусть отвоевывают крепости — привыкают бить неверных; чтобы и неверные отведали горечь поражений.

Все оказалось праздным суесловием.

Тщетно потопил господарь орду в Катлабуге и порубил ее у Скеи, — завтра хлынет из Белгорода либо из Килии новая лавина; а когда он остановит и ее, последует другая. Эти раны неисцелимы, как и больная нога господаря. Рыжебородый крымский врачеватель хазар[123] Солом, посланный Менгли-Гиреем, острого ума человек, говорил в Сучаве князю Штефану, проводя рукой по больной ноге:

— С этой раной, государь-батюшка, одержишь ты еще немало одолений и — даст господь — уснешь в глубокой старости.

— А вот Молдавия от ран своих погибнуть может.

— Не верь, светлый князь, словам королей, — продолжал с умной улыбкой хазар.

— Ты прав. Я верю одному господу богу, — отвечал со вздохом воевода.

— Я врачеватель ран, государь, но разбираюсь и в державных недугах. Поведаю тебе, что я не только ногу твою лечу, но и пекусь о делах моего господина, хана Менгли. И повелитель мой посылает тебе совет, государь, полезный прежде всего ему самому. Оставь ляха. У тебя в Московии свояк, в Крыму — старый друг. Они лучше поляков и могут подсобить тебе; когда захочешь, воротишься в Коломию ради иного пира. Ведомо мне, князь-батюшка, что та рана ноет, не хуже больной ноги. Но для той раны есть доброе снадобье, а от него и ноге станет легче.

Это было в Крещенские праздники лета 1488. Отовсюду стекались верующие в Сучаву к великому водосвятию. Потрудившись на господаревой раде и на пиру с боярами, — Штефан отошел с врачевателем Соломом в покои княгини Войкицы. Прекрасная дочь Басараба-Воеводы была уже несколько лет княгиней в Сучаве и подарила Штефану сына, нареченного Богданом. Младенец с мамками спал во внутренней опочивальне. Между той опочивальней и покоем княгини была моленная. Заслышав знакомые шаги, княгиня Войкица отослала дев и боярских дочек и встретила мужа сладостной улыбкой и детскими ласками; рядом с его сумрачными сединами она выглядела сущим младенцем.

Солом, не подавая вида, внимательно следил за ними, рассматривая в то же время снадобья и мази княгини у веницейского зеркала.

«Пустые безделушки, — думал он, — а между тем, княгиня-господарыня уверена, что вся ее краса от них исходит».

Княгиня Войкица обвила шею мужа нежными руками. Врачеватель через моленную прошел в опочивальню поглядеть на спящего младенца.

— О, господин мой, опять ты закручинился. Разве ты уже не прежний крепкий государь и муж любимый?

Воевода безмолвно покачал головой.

Нет, он уже и не великий и не сильный; молодость ушла, и не сбылись заветные думы.

— Господин мой, — продолжала княгиня, — услышала я однажды от мудрого человека слова о том, что пришла тебе пора помыслить об отдыхе. Столько лет провел ты в заботах и войнах. А пользы было мало и христианские князья оставили тебя в беде.