Читаем Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне полностью

Опасная философия, следуя которой прямым путем можно «дотопать» до откровенно человеконенавистнических идей (по тестам, по соотношению линий лица и так далее выделять убийц и прочих преступников среди нормальных людей, изолировать их, а то и просто освобождаться от них). Очень нехорошо попахивает от такой методики. Сомнительная логика. Гнать надо такие мысли, выдергивать с корнем из сознания. Надо, следует, необходимо. А куда деваться от тех, кого вижу не то что каждый день, ежеминутно перед собою? Тех, кто не способен приносить пользу, не приучен работать, не может различать свое и чужое, не ценит человеческую жизнь? Как поступать с ними? Лечить их записями классической музыки, чтением вслух Шекспира и Пушкина, приобщать к ухаживанию за цветами? Сомневаюсь я в эффективности подобной терапии. Значит, опять к мыслям о вольерах, стойлах за «колючкой», зонах «во благо»? Стыдно и жутко от своих мыслей по этому поводу. Никому, кроме собственного дневника, прочитать который чужому человеку невозможно, я их не доверял. А при этом почти каждый день слышу рядом откровения типа излияний моего соседа Саши Морячка: «Да, отправил сожительницу-шлюху на тот свет… Грех, понятно… Она мне потом года два снилась, но пил я тогда жутко, до потери памяти, неделями себя не ощущал, не контролировал — не сел бы за нее, в другую беду вляпался, что-то еще более серьезное совершил бы…»

Что-то очень похожее и от другого соседа Кости Боцмана слышал: «Ну, было… Пили впятером, отключились, проснулись — один из нас мертвый, голова пробита… Я точно знаю, что не убивал, я раньше всех тогда отключился, потому что с утра на градусе уже был, вот только труп мусора на всех разделили — кому восемь, кому десять, сел, короче… а не сел бы, все равно что-то нехорошее стряслось бы, потому что вся жизнь тогда наперекосяк пошла, последняя жена квартиру у меня отобрала, я на улице остался, потому и пил, не просыхал, ни о какой работе и речи не было, ничего бы хорошего не случилось…»

Впрочем, повторяю — опасная это тема, да и не мне в нынешнем моем положении ломать над ней голову.

* * *

Отношение к наркобарыгам в зоне (т. е. к тем, кто попал сюда за распространение и сбыт наркотиков) — классический пример политики двойных стандартов. С одной стороны наркобарыга — неуважаемая, презираемая разновидность арестантов. Попадающий на зону барыга вряд ли может рассчитывать на хорошее место в бараке, не много найдется желающих семейничать с ним, могут с него и попросту «спросить» за прежние занятия нехорошим промыслом. И основания для всего этого самые серьезные — ведь на воле он наживался на чужой беде, распространял отраву, сокращал людям жизнь. Грешник, преступник, словом, «враг народа».

Однако вектор отношения к наркобарыге круто меняется, если тот делает крупный взнос на «общее», что еще более желательно — организует доставку в зону «лекарства», т. е. наркотиков. Разумеется, и для этого находится своя, незыблемая аргументация. Человек, мол, помогает страдающим (в данном случае арестантам-наркоманам), значит, делает добро, приносит пользу. Вот и оказывается, что в одной зоне сидят два человека за совершенно одинаковые, в идеале, мягко сказать, неуважаемые дела, но одному — «респект и уважуха»: он пьет чай с членами «блаткомитета», на короткой ноге со «смотруном», другому — недоверие и презрение.

Сталкиваясь с подобными проявлениями политики двойных стандартов — вспоминаешь чеканные строки воровских «прогонов», некогда читанные в Бутырской тюрьме, в которых жестко предписывалось даже рядовых наркоманов ни в коем случае не подпускать к «общим моментам», включая даже элементарное дежурство на тюремной «дороге» — веревочной связи между камерами по внешним сторонам тюремных стен. Повторяю, это по отношению к рядовым потребителям наркотиков! Распространители и производители «отравы», понятно, требовали согласно этим программным документам куда более строгого, принципиального отношения.

Задумываешься над всем этим и… уже ничему вокруг себя не удивляешься, разве что понимаешь, насколько актуальны в нынешней обстановке звериный инстинкт самосохранения, первобытное чутье опасности, подаренная предками способность путать следы и уходить от беды.

* * *

В книге по восточной философии обратил внимание на пространные тезисы о непременном возвращении человеку в увеличенном объеме зла, которое он кому-то причинил, о неотвратимости наказания за любую сотворенную подлость, о неминуемом Высшем суде. Правильные слова! Мудрые и истинные! Вечно актуальные темы для человека разумного, независимо от того, в какую эпоху он живет и какую религию он исповедует.

Не мог не вспомнить в очередной раз в связи с этим историю (в деталях) собственной посадки, людей (поименно), имевших к этому отношение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза русской неволи

Похожие книги