Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

— Ну конечно, я.

— Угадал, малыш, плохо мне. Вот какие у меня последние новости.

— А почему плохо?

— В запас меня отчислили, малыш… Ну как бы тебе объяснить? Не нужен я теперь никому… И никто мне не хочет помочь, — выдохнул Аркадий.

Мальчуган почесал затылок, что-то обдумывая и соображая, и вдруг просиял:

— Я тебе, дяденька, помогу! Ей-богу, помогу!

— Как же ты поможешь? — усмехнулся Аркадий. — И чем?

— Спрашиваешь! У меня во мускулы какие! — Мальчуган согнул руку. — Потрогай, дяденька, кому хочешь дам сдачи!

— Спасибо, малыш. Только бить никого не надо. Тут другое дело, — проговорил Аркадий.

— Дяденька, пойдем лучше к нам, мамка уж с работы, наверно, пришла. Накормит. И братан у меня партийный. Мы тебе поможем… Ей-богу, поможем. Вставай и шинель застегни, ведь простудишься!

Аркадий улыбнулся. Какой забавный парень: «Мамка накормит, мы тебе поможем…».

— Ну, раз такое дело — пошли. Звать-то тебя как?

— Сашкой. А если по имени и отчеству, то Александр Иванович.

— А далеко твой дом, Александр Иванович?

— Ей-богу, недалеко, вот совсем же рядом!

Аркадий и сам не знал, почему пошел к Сашке. Чем-то подкупил его этот забавный малыш. Он сидел в теплой, бедно обставленной комнате, обжигался горячим борщом и слушал певучий голос Сашкиной матери, которая убеждала, что все образуется, что все будет в порядке, на то, мол, она и Советская власть существует, чтобы людям помогать.

На душе у Аркадия стало как-то теплее, и реже дергались губы, и серебряные молоточки не так настойчиво колотили в голове.

Хорошо у доброго человека Сашки и его славной мамы, а все же что-то нужно делать. И тогда созрело решение…

Шел 1924 год. Аркадий уехал в Арзамас. На этот раз ненадолго. Здесь он встретился с отцом. Еще в июле 1922 года Петр Исидорович вернулся домой, демобилизованный по болезни. В Арзамасе его избрали членом Арзамасского исполкома и назначили председателем районного союза потребительских обществ.

Вести от матери приходили редко, но Аркадий знал, что она заведующая Закавказским окружным здравотделом.

Вскоре пришло сообщение: Наталья Аркадьевна тяжело заболела. В Москве, куда ее вызвали по партийным делам, у нее вдруг началось кровохарканье, и она вынуждена была отправиться в Крым на лечение.

В то время Аркадий писал книгу «В дни поражений и побед». Книга давалась трудно, но отступать нельзя. Собственно говоря, повесть Аркадий вчерне написал, она уже лежала в полевой сумке.

Да, он повезет свою первую книгу в Крым, он прочитает ее маме — ведь она всегда была строгим, придирчивым и справедливым критиком.

В Алупке после долгих лет разлуки он наконец-то встретил маму — исхудавшую, постаревшую от тяжелой болезни, но все равно по-прежнему дорогую.

Стояла жаркая осень. Аркадий поднимался очень рано — старая привычка, еще от армии, шел купаться в море, а потом — за работу. Да, надо много-много работать, чтобы повесть получилась хорошей. И он работал, не вставая из-за стола до обеда, забывая даже набить трубку табаком.

Вместе с мамой жили сестренки Катя и Оля. И как ни скучали они по своему старшему брату, который много лет был от них вдалеке, как ни хотелось им побыть вместе с Аркадием, они не только не входили в его комнату, но и старались шуметь как можно меньше.

А вечером все собирались вместе в маминой комнате. Наталья Аркадьевна уже не вставала с постели. Катя и Оля подсаживались поближе к кровати.

В комнате было тихо-тихо, и Аркадий почти наизусть читал новую главу, в которой рассказывалось о славных красных курсантах — о Сергее Горинове, Николае и девушке Эмме, о том, как храбро сражались красноармейцы с белогвардейцами, и о том, кого они любили и кого ненавидели.

Аркадий читал отрывок из своей повести, и перед глазами вставали давние картины боев, как шесть дней отступали тогда они с Украины с остатками разбитой бригады, как шли проселочными, лесными, болотными дорогами к Гомелю. Ведь герой его повести — Сергей Горинов — такой же, как он, курсант Киевских командных курсов, и Аркадий хорошо знает, что тот пережил.

У Сергея сочились капли крови из растертых ног. Еле ступал его друг Николай. Переходы курсанты делали большие, верст по сорок-пятьдесят. Выступали, едва брезжил рассвет, и шли до ночи. А днем — вот как сегодня — жгло напоследок сентябрьское солнце. От земли пахло сеном, яблоками, спелыми дынями и осенью. Неподвижно висели в ослепительной глубине неба коршуны. И каркали — точно нехотя — редко и глухо.

А через две недели разъезжались в разные стороны остатки славной бригады. Уезжали курсанты под осажденный Петроград, на польский и деникинский фронты.

Аркадий читал… И все это напоминало прошедшие годы. Далекие-далекие. В долгие зимние вечера маленькие Голиковы забирались на кушетку. Катя и Оля пристраивались на коленях у отца, мама усаживалась с рукоделием, а тетя Даша — поближе к печке. И папа рассказывал много интересных и забавных историй или читал интересные книжки. И вот так же внимательно слушали они сейчас Аркашу. И нет сейчас с ними только папы…