Жизнь точки на карте

– Герхард, вы славный парень, я ничего против вас не имею, но что вы так взъелись на меня? Каждый человек имеет право на частную жизнь. Вам же не понравится, если я назову имя, от кого вы прячетесь здесь?

– О?

– Джон Барнард.

– Логично, – Бергер отвернулся, скрывая смех. – Он заставляет меня работать не меньше, чем Гельмут Марко и Гюнтер Шмидт.

– Я не знаю этих людей – в вашем мире я новенькая. Но Джон мне понравился.

– Вы давно с ним знакомы?

– Не ваше дело.

– Я не видел вас на Гран-при, значит, день-два. В таком случае, откровенно говоря, вы не знаете и Джона, Хилари. С ним надо работать. Он замечательный. .. Но вы удивили меня, Хилари. Я не предполагал, что у Джека Строумера может быть личная жизнь и тем более жена.

– Почему?

– Его высказывания о женщинах слишком категоричны, – Бергер улыбнулся своим воспоминаниям.

– Не выдавайте его, Герхард. По-моему, он только поощряет мои выходки, чтобы доказать самому себе, на какой особенной женщине он женился.

– Ах, вот вы где, ангелочки! – длинная тень упала на раскалённый асфальт. – Я понимаю, Бергер: жара, пыль, гораздо приятнее для твоей артистической души поболтать с красивой женщиной об отвлечённых материях в тени. .. Но душе уж придётся как-нибудь перетерпеть ожидающую нас работу.

Герхард покорно дал себя увести, как и Джек – несколькими часами ранее; но, уже отойдя от зонтика на восемь-десять шагов, он внезапно обернулся и подмигнул Хилари, отчего сразу же стал похож на взъерошенного, насмешливого воробья:

– Ваше очарование совершило с Барнардом чудо – я никогда не думал, что он способен на такой спич. Надеюсь ещё увидеться с вами, до встречи!

Снова оставшись в одиночестве, Хилари продолжила свою познавательную прогулку по трассе «Монте-Карло». Впрочем, мысль пройти все 3328 метров бетонного покрытия, составляющие один гоночный круг, не вызвала у женщины особого энтузиазма, равно как и проносящиеся мимо болиды, под наглухо закрытыми шлемами пилотов которых она тщетно пыталась разглядеть лицо своего «мужа». Все гоночный машины различались для неё лишь по цвету; несмотря на это, она была уверена, что ни на одном из болидов не промелькнула магическая надпись «Canon» – красным по белому названия фирмы, спонсировавшей создание «ФВ-11» в «Формуле-1».

Яркое солнце высвечивало отдельные детали машин в боксах «Вильямса», чёрные прямоугольники распахнутых дверей словно приглашали войти. Но Хилари, успевшая уже заметить, что присутствие посторонних в служебных помещениях, мягко говоря, не одобряется, отправилась не туда, а в центр – белое здание, примыкающее к боксам, где располагался кабинет Фрэнка Вильямса, конференц-зал и тот вычислительный узел, из которого Юрген Мейерсдорф выставил её два часа назад. В здании было почти тихо – умолк тот непрекращающийся, жужжащий шум голосов, который неизменно сопровождает любое испытание машин, будь то трасса в Монферране или бразильская «Жакарепагуа», или «Спа-Франкоршам» в Спа. .. Надёжно укрыв от посторонних глаз новое детище Дерни, Вильямса и Хеды, обслуживающий персонал гонок торопился домой – в гостиницы, чтобы, успев захватить последние жаркие дни пребывания в Монако, искупаться в бассейне или пофлиртовать с очаровательными местными девушками, по праву гордящимися своей смуглой кожей, жгучими глазами, королевской осанкой. Любая из них могла оказаться принцессой Стефанией или Каролиной, любой из мужчин мог оказаться не женихом, а телохранителем. Хилари посмотрела в окно на раскалённый город, но перспективой в одиночку возвращаться в отель, где она уже наверняка стала притчей во языцех, не соблазнилась. Мимо прошла уборщица с ведром и тряпкой, посмотрела на незнакомку в запылённых джинсах с безразличием, ничего не ответив на приветствие Хилари, скрылась.

Кабинет Фрэнка Вильямса женщина обнаружила неожиданно для самой себя: дверь была приоткрыта, из-за неё слышались голоса. Один голос – мощный, доминирующий – Фрэнка; наличие другого Хилари определила только по повторяющемуся покашливанию во время речи шефа «Вильямса». Подслушивать не входило в её намерения – она лишь собиралась узнать, где её «муж». Но не прерывать же беседу? Это невежливо. Хилари вошла. Секретаря в приёмной не было, зато слышимость оказалась намного лучше – дверь между секретарём и боссом была распахнута настежь.

– Фрэнк, не надо, не будем об этом! Всё равно поздно, – голос Кристофера-Джека настиг Хилари как раз в тот момент, когда она собралась исчезнуть. Со свойственной хорошему бизнесмену оперативностью женщина передумала – может быть, речь идёт именно о ней?

– Послушай, Джек, подумай ещё! У тебя есть время до конца года. Совсем не обязательно сообщать о своём решении сегодня, на пресс-конференции. Ты же не собираешься сжигать за собой мосты, правда?

– Фрэнк, я уже решил, – голос у Строумера был усталым. – Мне уже тридцать два.

– Ещё, Джек! Ещё только 32…

– Прости, Фрэнк. Я начинаю чувствовать, что такая жизнь не для меня. Я хочу покоя. Нормальную жизнь, детей. По образованию я архитектор и всегда могу найти работу.

– Всё из-за Элио, да?

Хилари насторожилась. Элио или Элии?