– Увы, нет. А здорово было бы, да? Забросить на пару месяцев тренажер. Разжиреть во имя искусства. Мне нужно идти от центра. Мой дом там.
– Поймайте такси, оно завернет, – предложил Калеб. Однако аллея была пуста.
– Странное дело, – проговорил Генри. – Когда я в последний раз встречал рассвет, не выпивши? В это время я обычно вываливался из клуба вместе с какой-нибудь симпатичной задницей. И вот, пожалуйста, бреду домой, одинокий и трезвый. Воплощенная добродетель. Или возраст?
– Жаль, дома у меня куча народу, – сказал Калеб. – А то бы пригласил вас к себе.
Генри внимательно всмотрелся в своего спутника.
– Понял. Это шутка.
– И да, и нет. – Калеб
– Все остальное у нас уже было. – Он слегка, смущенно пожал плечами.
– Верно. – Генри оглядел Калеба с ног до головы, наглым, похотливым взглядом, и у Калеба по телу пробежали мурашки желания. – Жаль, сегодня дневной спектакль.
– А у меня полон дом, – повторил Калеб.
– И мы не слишком подходим друг другу.
– Уляжемся вместе в постель и будем говорить. Генри лукаво улыбнулся.
– А если Тоби позвать за компанию?
Калеб застыл на месте. Потом принужденно рассмеялся:
– О-о! Прошу прощения. Для меня это чересчур изысканно.
– Ничего, – вкрадчиво отвечал Генри. – Это так. Спасибо за приглашение. Быть званным и желанным – всегда хорошо. Смотри-ка! Такси!
Он шагнул на мостовую и замахал рукой. Одинокое такси, вывернувшее из-за угла, притормозило рядом с ним.
– Замечательное приключение, – сказал Генри Калебу. – Я рад, что мы прошли через это вместе. – Он уперся одной ногой в бордюр, приподнялся, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Калеба, и крепко поцеловал его – в губы.
Поцелуй взасос при свете дня, соприкосновение зубов, переплетение языков.
Такси стояло рядом.
Генри выпустил Калеба из объятий и спустился обратно на мостовую, весело ухмыляясь. Запрыгнул в такси и был таков.
Калеб остался стоять на тротуаре, с трудом переводя дыхание. Потом он рассмеялся. Что означал этот поцелуй? Приглашение потрахаться? Или послать все к черту? Скорее всего – последнее, и Калеба это устраивало. Он пошел дальше, к дому.
Генри ему понравился. Очень понравился. Джесси была права – Генри человек неплохой. Но как все актеры – уж во всяком случае, как все актеры, достигшие успеха, – он
Калеб вошел в лифт, и двери захлопнулись. Пора подумать о другом. Хватит веселиться, столько всего предстоит уладить. Наломали дров. Одному Господу ведомо, что скажет ему доктор Чин в понедельник утром. Она-то думала, он уже «проработал» Прагера.
Лифт остановился наверху. Калеб с ужасом представил себе, что его ждет: беспорядок после неудачно закончившейся вечеринки, мать ссорится с сестрой, сплошной кошмар. Он с трудом одолел последний пролет лестницы, отпер дверь и…
В квартире чистота. Чище, чем
Он шел на цыпочках, чтобы не нарушить этот безмятежный покой. Похрапывание доносилось с другой стороны от гостиной, не из спальни, а из кабинета. Если его животные уснули, он тоже вправе отдохнуть, а проблемы отложить на потом.
В кухне кто-то задвинул ящик. Калеб завернул за угол.
Она стояла посреди кухни. Его мать стояла посреди кухни. Она слышала, как он вошел.
– Я не могла уснуть, – призналась она. – Искала теплое молоко или пиво – Помогает уснуть.
Лицо без помады сделалось каким-то расплывчатым, бесцветным. Халат Калеба висел на ней мешком. Мать смущенно запахнула его, поплотнее прижала на талии. Из-под халата виднелась старая футболка с портретом Клэр Уэйд.
– Можно заварить ромашковый чай, – предложил сын. – Мне бы и самому не повредило. – Он подошел к раковине, налил в чайник воду.
Так много нужно сказать друг другу. С чего начать?
– Кто там похрапывает? – отважился он, наконец. – Приятель Джесси – Фрэнк?
– Нет. Джесси. Разве ты не знал, что твоя сестра храпит во сне?
– Она – просто кладезь приятных неожиданностей, да?
– Не смейся над сестрой.
– Я ничего плохого и не говорю. Неожиданностей в хорошем смысле. А почему мы стоим? Присядем и подождем, пока вода закипит.
Они перешли в гостиную. Диван уже вернулся на место, напротив телевизора. Мать и сын забились каждый в свой угол.
– Ты как? – спросил он. – Плохо себя чувствуешь?
– За меня можешь не беспокоиться. Твоя сестра уже натерпелась. Я прямо-таки утопала в жалости к себе. Потому что устала. Теперь мне лучше. Пришла в себя. Вот только, хоть убей, не могу заснуть в незнакомой постели!