"Жизнь, ты с целью мне дана!" (Пирогов) (очерк)

8 сентября 1854 года, в день первого сражения на Крымском полуострове, в рядах воинских колонн, спешивших к альминским виноградникам, ехал верхом на незавидной лошаденке худенький юноша, почти мальчик, в поношенной матросской одежде. Солдаты-пехотинцы принимали его за юнгу, отправленного на передовую с поручением, или за сына кого-нибудь из севастопольских матросов, не пожелавшего отставать от отца. Но моряки, вглядываясь в юного всадника, с изумлением узнавали знакомое лицо Даши Александровой, девушки-сироты с Северной стороны Севастополя.

Сведения о начальной поре жизни Даши разноречивы и малочисленны. Мать девушки умерла задолго до начала войны, отец, матрос, погиб, кажется, в Синопском бою. Из немногих свидетельств известно, что Даша брала в стирку белье, рукодельничала, поторговывала, чем могла, держала в своей лачуге убогую лавчонку, куда заглядывали бедняки-матросы выпить стопку, выкурить трубочку, перекинуться словцом. Едва девушка узнала, что неприятельская армия высадилась в Крыму, она, не раздумывая, продала домишко и весь скарб, на вырученные деньги приобрела "коняку", наполнила несколько бутылей вином и уксусом, котомки набила чистым тряпьем, срезала косу и двинулась вслед за русским войском.

У многих участников сражения на Альме осталась в памяти выразительная картина: тут же, на поле брани, в тени развесистого дерева, к которому привязан отягощенный переметными сумами "коняка", хлопочет возле раненых девушка в матросской форме с чужого плеча. Сохранился старинный рисунок: Даша перевязывает раненому солдату голову, его товарищ с перевязанной рукой сидит тут же, подкрепляясь кружкой вина, еще один воин, у которого прострелена нога, опираясь на ружье, ждет своей очереди. Ии вражеские пули и снаряды, ни кровь, ни стоны изувеченных не страшили девушку — впервые видя раненых, она чутьем угадывала, какую помощь следует оказать каждому. Один из свидетелей тогдашних событий рассказывает, что к месту, где действовала Даша, проходившие команды являлись как на перевязочный пункт, "и только тогда прекратилось пособие, когда израсходовались у ней все заготовленные запасы".

В обзоре медицинской службы в период Крымской кампании указано совершенно определенно: "Повозка Даши была первым по приходе неприятеля в Крым перевязочным пунктом, а сама она первою сестрою милосердия". В "Толковом словаре" Даля слово "милосердие", в частности, объясняется: "любовь на деле".

Весть о подвиге девушки, рассказывает современник, на другой же день разнеслась по всему Севастополю и скоро долетела до Москвы и Петербурга. Имя "бедной сироты без роду и без племени" стало известно тысячам соотечественников, ее торжественно нарекли Дарьей Севастопольской, государь из Петербурга послал ей медаль, денежное награждение и "отеческий поцелуй", но подлинная слава девушки в том, что она по собственному побуждению положила начало женской помощи на войне. Многие женщины в городе последовали примеру Дарьи Александровой, принося какую умели пользу раненым.

Дарья Александрова была решительна, смела, благородна и… неизбежна: кто-то должен был начать. Сестры милосердия не могли не появиться в Севастополе, городе-крепости, каждый житель которого стал его защитником. Матросские жены и дочери помогали мужчинам возводить укрепления, подтаскивали к орудиям боеприпасы, под огнем несли на бастионы узелок с теплыми лепешками или жбан с квасом. При нехватке врачей и фельдшеров, особенно в начале войны, как могли они не взять на себя заботу о тысячах раненых страдальцев?..

Пирогов в первой беседе с главнокомандующим говорил о значении женской помощи на войне; Меншиков посмеивался, сыпал остротами, не слишком пристойными, потом изволил припомнить: "Да-с, правда, и у нас есть какая-то Дарья…" Но Пирогов, не откладывая, познакомился с "какой-то Дарьей", которую в письмах называл "знаменитой Дарьей", пригласил ее ассистировать при операциях…

Пирогов не один явился в Севастополь: следом двигалась созданная им первая в России группа сестер милосердия, так называемая Крестовоздвиженская община.

Мысль о посылке сестер милосердия на театр войны поддержала при дворе великая княгиня Елена Павловна, вдова государева брата; она сочла за благо соединить свое имя с именем Пирогова. Немного погодя вскрылась разница в замыслах великой княгини и великого хирурга: высочайшая покровительница намеревалась создать нечто вроде "религиозного ордена", Пирогов ждал от медицинских сестер "любви на деле", любви и дела, деятельного и самоотверженного человеколюбия, он глубоко чувствовал громадный нравственный заряд этих понятий — медицина и сестра. Больным и раненым нужны были умелые и добрые сестры, а не "женские Тартюфы". Когда запахло лицемерием, "формой", Пирогов написал великой княгине резкое письмо и объяснил: "Я ей высказал всю правду. Шутить такими вещами я не намерен; для виду делать только также не гожусь; итак, если выбор великой княгини пал на меня, то она должна знать, с кем имеет дело… Если хотят не быть, а только казаться, то пусть ищут другого…"