Жизнь удалась

— Это плохо. Очень плохо, Матвей. Это все меняет…

— Я умер. Мне все равно.

— Десять лет изображать богатого — невозможно!

— Возможно. Во всяком случае, лично я — справился. Это превратилось в рефлекс.

— У тебя был офис. Подчиненные тебе люди. Товар. Крутился бизнес. Была жена-красавица… Машина и квартира…

— Да. А денег — не было! Все, что я зарабатывал, уходило на содержание офиса, подчиненных машины и жены. Плюс — проценты по долгам…

— Дорогие костюмы, золотые часы, ресторанные попойки…

— Да, мне удавалось поддерживать высокий уровень жизни. Но и только. — Матвей вздохнул, почти как живой. — Я ничего не скопил. Не нажил капитала. Мне оставалось только одно: изо всех сил крутить педали, чтоб велосипед не упал. И улыбаться. Еще при жизни я заметил склонность многих людей заблуждаться насчет костюмов, офисов, золотых часов и прочего. Люди думают, что, если у человека уверенный вид, костюм и офис — у него, стало быть, и капиталы имеются. А он, может, в долгах, как в шелках, неделями питается кефиром, а деньги на бензин занимает у приятелей…

— Ничего себе, бля, кефир! Вот смотри: это ты в японском ресторане. Месяц назад. Суши с копченым угрем наяриваешь. По счету уплатил почти полторы тысячи. Семьдесят долларов! Тыща баксов в месяц только на обеды — ты неплохо изображал богатого!

— Это другое, — аккуратно возразил мертвый. — Тут нужно понять мое состояние… Нельзя постоянно себе все запрещать и завинчивать гайки. Жить год за годом, зарабатывать большие деньги — и все отдавать… В какой-то момент начинаешь неизбежно жалеть себя. Что-то нужно себе разрешать. Хотя бы копченого угря. Иначе можно свихнуться…

— Это страшно слышать.

— Я в мире мертвых — чего бояться? Наоборот. Сейчас я озвучил правду, рассказал о содержании десяти лет жизни — теперь мне хорошо. Даже странно, что мертвому может быть так хорошо. Да и жена моя тоже не станет терзаться, когда поймет, что я не унес на тот свет тайну своих банковских вкладов. Так что мне не нужно никуда возвращаться в тонком теле. Мои дела полностью закончены. Оформляйте меня. Наливайте смолы, разводите костер — начнем. Надеюсь, в котле подберется нормальная компания…

— Прекрати шутить! Ты лжешь. Нельзя десять лет убеждать всех окружающих, что ты богат.

Матвей засмеялся, почти как живой.

— Убедить можно кого угодно в чем угодно. Я устал. Давайте заканчивать.

— Говори, где твои деньги.

— Их нет. И никогда не было.

— Двадцать лет работал — и ничего не скопил?

— Ага.

— Врешь.

— Ничего подобного.

— Тебя ждут муки ада.

— Знаю.

— Ты будешь страдать, как никто не страдал. Ты будешь молить о пощаде шестьдесят раз в минуту. Ты будешь завидовать тем, кого подвешивают за язык, и тем, кого жарят в кипящем масле…

— Я не завистлив.

— Опомнись, дурак! Ты забыл, с кем ты говоришь…

— Я не знаю, с кем я говорю.

Вдруг собеседник мертвого Матвея осекся, наступила тишина, и бесконечное падение в бездонный омут возобновилось.

Впрочем, Матвей был не против небольшого перерыва. Он подождал — но никто не спешил разводить огонь под котлами со смолой и серой. Очевидно, в мире мертвых, как и в мире живых, существовали определенные проблемы с организацией рабочего процесса.

11. Los anormales

Капитан вымок до нитки, пока обходил поселок стороной. Нужный дом стоял удобно — с краю. Просторный, едва не в полгектара, участок защищала трехметровая стена. Через равные промежутки — прочные стойки с видеокамерами.

С той стороны доносилось глухое рычание нескольких собачьих глоток.

Всякая преграда есть повод ее преодолеть, весело подумал Свинец и потрогал.

На ощупь — крепко. На вид — тоже. Он ощутил момент робости. В стену инвестировали десятки тысяч долларов. Серьезное дело была эта стена. Кто-то умный, дальновидный, богатый и дисциплинированный создал ее, оплачивал подвоз высококачественного кирпича, контролировал работу каменщиков, вникал в детали, в мелочи, в подробности. Имея в виду таких, как капитан: желающих тайно вторгнуться.

«Кто же ты таков? — размышлял теперь Свинец, вглядываясь в идеальную, с расшитыми швами, кладку. — О чем ты думал, изобретая эту стену? Чего ты боялся, гражданин Кораблик, проектируя столь внушительную и дорогостоящую преграду, да вдобавок сажая под нее собак? Может быть, ты предполагал, что однажды коммунисты опять возьмут власть, экспроприируют частную собственность и ворвутся пьяными вооруженными бандами в благополучные оазисы частных коттеджных поселков? Не от них ли, злых и голодных, ты желал уберечься? Или, может быть, ты держал в голове не отряды безжалостных коммунарок, а подразделения спецназа, и стена твоя — против ментов сделана, против закона, против его слуг?»

Стена, да, впечатлила капитана. Серьезная, весомая, капитальная стена. Всякий, шагая через лес и уперевшись в такую стену, отяготит себя размышлениями, в меру философскими.