Жизнь удалась

Не бойся, Надюха, не перестану я тебя в гости приглашать. Я тебя люблю. Но сейчас — отправляем к черту Надюху. Отправляем туда же барабанщика. Он, кстати, ее и подвезет до дома. А я сделаю вот что: деньги в охапку — и за шмотками! Шопинг! В одиночку! Не спеша, вдумчиво. Мне нужна новая куртка. Короткая. В пояс. С меховым воротничком. Под курточку — хорошие приятные сапожки. Не замшевые, а чисто кожаные. Не сильно нарядные. На каждый день. Под нынешнюю погоду. А под сапожки — сумку. Это надо сделать срочно. Сегодня. Сейчас. Во-первых, скоро декабрь, начнутся распродажи, и в магазинах будет не протолкнуться. А во-вторых, ничто так не успокаивает нервы, как хорошая пробежка по магазинам…

Судьба крупно сжалилась над ней. Предоставила целых пять полноценных часов. До самого вечера. Судьба так устроила, чтоб батарейка в ее телефоне разрядилась в тот момент, когда она, попрощавшись с гостями (Надюха уходить явно не хотела, только во вкус вошла, она бы Разблюева еще помучила, но в итоге именно он, джентльмен, ее повез домой), наскоро подкрасившись и выпив чаю с таблеткой валерьянки, выскочила из дома и села за руль. Батарейка умерла, и Марина, никем не потревоженная, провела много упоительных минут в торговых галереях близлежащих гипермаркетов, погружая проворные пальцы в кожу, мех, бархат и шелк, перебирая, придирчиво рассматривая, с аристократическим презрением выслушивая аккуратные советы продавщиц (что эти девочки могут понимать в трендах сезона?), жонглируя дисконтными и кредитными картами, уединяясь в примерочных, сладостно фиксируя уважительные, раздраженные и завистливые — да, завистливые! — взгляды конкуренток; и судьба даже позволила ей довезти связки огромных картонных сумок до дома, там неторопливо распаковать, разложить, включить свет — верхний и настенный — и перед огромными зеркалами еще раз все осмотреть, каждый шов проверить (чеки сохранены, не понравится — можно сей же момент вернуть обратно), покрутиться, приложить одно к другому, всласть покомбинировать, еще раз насладиться — и все без единой мысли о пропавшем Матвееве, как будто его никогда не существовало, в этом и заключается польза шопинг-терапии, в этом весь смысл: чтоб в голове плескалась только гордость за себя, такую красивую, молодую и умную, самую лучшую, королеву мира и окрестностей.

И только потом, когда шмотье, с некоторыми усилиями, нашло свое место в шкафах, в самый этот момент, когда решено было проверить, сколько осталось наличных в кошельке, выпал из сумочки уснувший телефон. Марина зарядила батарею — и он зазвонил.

— Привет, — бодро, но сухо сказал Свинец. — Я тебя уже три часа ищу. Есть новости. Только не нервничай раньше времени.

Ее сердце заколотилось.

— Что?

— Захаровский район Московской области. Город Захаров. Нашли тело. Оно сейчас там. В городе Захарове. В морге.

— Где?

— В морге. По приметам похож на Матвея. Тебе надо приехать и посмотреть. Завтра днем. Пока не плачь. Возможно, не он. Не сто процентов.

— А сколько процентов? — глупо спросила она.

— Приезжай, — уклончиво ответил капитан. — Завтра поговорим. Извини, что расстроил.

13. В аду все бесплатно

— Значит, я на том свете? — осторожно спросил Матвей. — В загробном мире?

— Если угодно — да. А что такое? Тебя что-то смущает? Беспокоит? Что-то не так?

— Я себя неважно чувствую.

— А что именно ты чувствуешь? Как надо понимать это твое «неважно»? Что может быть важнее собственной смерти?

— Извините. Я выразился неточно.

— Выразись максимально точно.

— Ну… Мне неуютно. Некомфортно. Страшно, в конце концов.

На самом деле все было хуже: Матвей переживал не страх и даже не ужас, а засасывающее, зоологическое оцепенение. Так обмирает кролик при виде удава. Впадает в ступор, лишается воли, не может двинуть ни единым мускулом.

— Это нормально, — услышал он. — Это пройдет. Через некоторое время.

— А что будет потом?

— Не бойся. С тобой не случится ничего особенного.

— Но что именно? Что случится?

— Сначала в тебе возникнет любопытство.

— Уже, — признался Матвей. — Уже возникло.

— Всех, кто умер, пожирает любопытство. Оно сидит в каждом человеке. С детства. С той минуты, когда ребенок впервые выясняет, что смертен и однажды навсегда покинет мир живых. Поэтому момент смерти — всегда момент предвкушения. Наконец великая и последняя тайна, тайна смерти, будет разгадана лично для меня! Так думает тот, кто умер. И это финальная мысль в его затухающем мозгу. Скажи честно: тебе действительно любопытно?

— Да.

— Это хорошо. Это признак жизнелюбия. Ты ведь любил ее, да?

— Кого?

— Жизнь.

— Да. Мне нравилось жить. Да, я любил ее, почему бы и нет?!

— Хочешь назад?

Надежда обожгла Матвея.

— Разве это возможно?

— В особых случаях.

— А мой случай?..

— Извини. Твой случай — не исключительный… Ты плачешь?

— Да.

— Тебе жаль себя?