Мои ответные мысли, превращаясь в непознанные субстанции, проникали в сознание борзого кобеля. И мысли эти его огорчали.
«Я люблю Анфису, мне нужна одна лишь Анфиса, с ее чарующей душой, неподражаемыми манерами, непревзойденной любовью и родными глазами», — думала я, глядя во влажные очи Сармата, и взгляд кобеля становился растерянным и горемычным. Повесив голову, Сармат полизывал мою голую пятку и удалялся ко сну.
Айна разменяла второй десяток лет за полтора месяца до смерти дочери. Десять лет — средняя продолжительность жизни борзых. Двенадцать с половиной — обычный предел. Моя первая борзая ослабла на задние ноги, порой у нее случались затруднения с проглатыванием пищи. Что сделаешь, старость — не радость. Я осознавала, что Айна понемногу угасает, но вникать в это боялась. Просто радовалась каждому мигу общения с моей старенькой борзой девочкой.
Девятый вечер около полуночи. Все уже спят. Я одна на кухне. Выключаю свет и зажигаю свечу. Она и блики лунного сияния освещают мое несчастное одиночество. Часы бьют полночь. Все. Девятые сутки истекли, и душа Анфисы покинула дом. Безнадега начинает методично ворошить душевную рану горькими думами: «Этого больше не будет. Никогда ты не дотронешься до Анфисы, никогда не увидишь ее. Не будет! Никогда!»
Жар свечи согревает кисти прижатых к лицу рук. Приятное тепло огня понемногу разносится по кровеносным сосудам и проникает в сердце. Оно начинает подрагивать. Нет, это не физическая дрожь. Сердце выталкивает из себя неосязаемые — на уровне шестого чувства — импульсы. Внезапно мной овладевает внутренняя сосредоточенность. Она уносит меня из квартиры, из города, с земли…
Передо мной — чистое, звездное небо. Я не вижу себя — только небо и звезды. Они красивы, величественны. Их сверкающее ледяное сияние, такое далекое с Земли, теперь близко, но мне не холодно. Я парю, не чувствуя тела, и кажется, что не дышу. Но я жива, и мне хорошо среди звезд. На какой же из них нашла приют душа Анфисы?
Глаза открываются. Я чувствую, как в голове появляются образы и следом формируются мысли. Они посылаются извне, и скоро я смогу понять их значение. Мой стан выпрямляется, плечи расправляются. Такое ощущение, будто я сижу за школьной партой, готовая выслушать учителя и запомнить урок. Внутренний порыв велит взять бумагу и ручку. Следуя ему, я начинаю писать. Строки сами ложатся на белый лист. В итоге получается стихотворение, посвященное памяти Анфисы, но… не простое стихотворение. Оно дает ответ на вопрос: «Что делать?» Почему нужно делать, я еще не понимаю, но знаю, что скоро пойму…