Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Мы распрощались с заводчицей, довольные друг другом. Кто заводил щенков, знает, как мучительно расставание, как долго подушка впитывает соленую влагу, как щемит душа в разлуке с теми, кому вы позволили появиться на свет, кого выхаживали бессонными ночами и убаюкивали на своей груди. Не переставая, ноет сердце за их судьбу. Совсем недолго собачьи малыши были вашими и только вашими. Совсем чуть-чуть длилось таинство вашего счастливого уединения. Но они навсегда останутся с вами: в вашей памяти, в вашем сердце, в ваших грезах и в ваших мечтах. Всматриваясь в умные глаза своих выросших питомцев, вы все равно будете видеть их маленькими, несмышлеными, беззащитными, и это щемящее родительское ощущение пребудет с вами на всю жизнь, как неотъемлемая часть, словно они — ваши плоть и кровь.

Когда Сармату исполнился год, мы с удивлением обнаружили, что совершенно забыли о его дрессировке. И прекрасно! С Айной все обстояло по-другому. В силу непредвиденности, независимости и вредности натуры девочки следовало приучить ее хоть к какому-то послушанию. Для этого мы и заставляли девочку «зубрить» элементарные команды. Сармат запоминал команды и приноравливался к жизненному укладу семьи самостоятельно и осознанно. Он вырос по классической схеме воспитания борзых щенков, которых ни в коем случае нельзя дрессировать.

Дрессировка убивает в борзых врожденную свободу духа и такие природные качества, как азартность, смелость, энергичность, злобность и жадность к зверю. Все перечисленные составляющие охотничьей досужести (так это называлось в старину), иными словами, атрибуты борзого нрава, являются признаками породы, которые надобно не губить, а поощрять в собаке при ее воспитании. Воспитание — целенаправленное, ежедневное общение с борзым щенком и объяснение ему в игривой и дружеской форме, что позволительно, а чего он делать не вправе — и есть единственно возможное обучение борзых для блага совместной жизни.

В образе Сармата мы получили вежливого, любящего члена семьи и трудолюбивого охотника. Он радовал нас и дома, и в полях. Единственное, что мы затвердили с ним на память, так это команду: «Назад!» Ее отработали автоматически. Она была у нас уже в крови, как главная, сохраняющая борзой жизнь.

Летом, в июле, как обычно, я с сыном, Айной и кошкой Машкой отправились на отдых к маме. Сармат остался с мужем, который взял отпуск. Никто не ожидал, что молодой кобель тяжело будет переживать разлуку. Он впал в депрессию: отказывался от пищи и пел супругу заунывные песни. Отдушиной для Сармата стали поздние летние вечера, когда муж уводил его во влажную и слегка прохладную тень лесополос, разделявших заветренные и иссохшие июльские поля. Они совершали прогулки и поутру, но не спадавшая даже ночью жара, помноженная на соприкосновение с теплой росой, не приносила облегчения.

За неделю до окончания нашего отдыха супруг позвонил мне и пожаловался на уныние Сармата. По улицам тот ходил с опущенной головой, как потерянный, и вымещал пасмурное и разбитое состояние души на крупных домашних кобелях с преуспевающими выражениями на мордах. Сверкая кровинками в уголках глаз, он злобно рвал в их сторону поводок и страшно, дико рычал. Испортив настроение собачьим сородичам, Сармат испытывал слабый кайф и старался забыться в спячке. Муж просил немедленно возвращаться. До конца отпуска была еще неделя.

Айна не страдала. Ей было хорошо у мамы в квартире в дубовой роще. Айне пришелся по душе мягкий и влажный климат маленького приморского городка, где жила мама, а также свежесть рощи, усиливаемая протекающим через нее ручьем. Ночи Айна проводила на балконе, и влага морского воздуха, пропитанная прохладой рощи и ручья, погружала девочку в блаженный мир летних сновидений. Над ней парили летучие мыши, отбрасывая от своих крыльев величественные лунные тени на балкон. На заре Айна вдыхала ароматы распускающихся цветов и слушала шептание травы под слабыми порывами утреннего ветерка. Щебетание птиц навевало на нее романтический настрой: она вспоминала, что дома ее ждет не дождется молодой и славный кобель.

Расставаться с прелестью подобного существования на неделю раньше запланированного срока не хотелось, но состояние Сармата взволновало меня не на шутку, и мы прервали отпуск. Сармат встретил меня, маму и сына бурно и радостно. Он торжествовал и ликовал: все близкие ему люди снова рядом. На Айну Сармат зло рыкнул с порога, а та глуповато улыбнулась и юркнула в зал — от греха подальше. Машка, не замечая настроения Сармата, гордо прошествовала на кухню, а кобель проводил ее тяжелым взглядом.