В Айне всегда кобеля было больше, чем суки — что внешне, что внутренне. Кобелиные бесшабашность и безалаберность преобладали в ней над сучьей вдумчивостью и предусмотрительностью. Наша сука была боевой, а не детородной машиной и что делать со щенками не знала. Бог ущемил Айну в материнском инстинкте, наградив лишь потребностью вылизывать и оберегать своих крох.
Айна невпопад — зачастую, когда щенки сладко спали после кормления — вскакивала со своего места подле чаши и будила крошек, начиная усердно чистить их языком. Те недовольно попискивали — хотели спать. Айна терялась в догадках, что бы еще сделать для деток. Ничегошеньки не придумав, она ложилась на пол подле своих посапывающих детенышей, сосредоточенно глядела на них и беспомощно взлаивала, повествуя историю своего долгожданного материнства. Девочка не могла не излить чувств, что переполняли ее сердце. Щенки, похоже, привыкли к полоумному крику мамаши — беспробудно спали. Независимая прежде, отныне Айна сделалась уязвимой и зависимой.
Кошка Машка, которой недавно исполнилось тринадцать лет, большую часть дня просидела запертая с Сарматом в зале. Ближе к вечеру она вышла на кухню, обнюхала щенков, лапкой цапнула за нос непрестанно орущую Айну и улеглась на полу возле чаши с новорожденными. Кошка мягко замурчала щенкам колыбельную песню, стараясь своей душевностью затмить ненормальные вскрики Айны. Машка с благоговением в голоске убаюкивала маленькие живые комочки. Она смотрела на щенков так, словно ощущала их своими котятами. Пускай ей не было дано родить самой, но право насладиться близостью малышей, теплом их невинных душ и отдать им свою нерастраченную материнскую любовь кошка, как она считала, заслужила. Крошечная мордашка Машки была озарена бесконечным счастьем.
Сын осмелился приблизиться к щенкам непосредственно, когда их начали кормить во второй раз. Он осторожно, со страхом трогал их пальчиками и затаивал дыхание. Вид новорожденных умилял и восхищал его. Сын впервые столкнулся с таинством появления на земле новых жизней. Потрясенный и растроганный случившимся, поздним вечером он забылся в глубоком сне.
Про Сармата все совершенно забыли. Почти сутки кобель не ел, не пил и не двигался с места. Уже под утро он виновато выглянул из зала, украдкой приблизился к входной двери и слабо поскулил — намекнул на неотложные дела. Муж вывел его на прогулку. Вернувшись, Сармат с заискивающим выражением на морде приблизился к порогу кухни и тихо пробурчал мне: «Можно, наконец, взглянуть, что тут у вас появилось? Я чую запах новой жизни». Он догадался, что в семье произошло не рядовое — исключительное событие.
Я поднесла чашу со щенками к кобелю. Сармат принюхался. Его взгляд наполнился ужасом, сменился недоумением, замер в растерянности. Инстинкт подсказал кобелю, что в доме невесть откуда взялись крохотные борзые! Породу он определил по запаху. Щенки пахли Айной. «Но почему они пахнут Айной? И откуда они у нее?» — задавался мучительными вопросами Сармат. Свою причастность к появлению щенков он подсознательно допускал, но не мог объяснить, в чем же она заключается. Мысли молодого кобеля путались, ноги подкашивались, нижняя челюсть тряслась.
Я не ожидала, что Сармат окажется столь впечатлительным и чувствительным. Не хватало только его обморока. Дала кобелю успокоительных капель и вкратце растолковала, что он стал отцом, а перед ним его дети, которых родила Айна. Сармат смотрел на меня, не мигая, пока я говорила. Дослушав до конца, он звучно залаял на весь дом. Его лай слился с безостановочными воплями Айны.
Невообразимый по глубине чувств и громогласности, борзой дуэт сотрясал люстру. Наши собаки пели гимн породе. Они провозглашали новую жизнь, сотворенную ими самими!
Проснувшийся сын затащил кобеля в свою кровать и там успокаивал нежными словами и поцелуями. Сармат затих.
Айна же, оказавшись на кухне одна — без поддержки Сармата — перешла на негромкое тявканье. Муж на нее прикрикнул. Думал, новоиспеченная мамаша утихнет, но не тут-то было. Его действо возымело обратный эффект: Айна ощерилась на него и залилась звонким визгом. Я ладонью прикрыла собачью пасть и тут же засунула в нее конфету. Айна, как слюну, сглотнула конфетку и сменила визг на тихую истерику. Она обожала конфеты и шоколад. Супруг часто шутил: «Если бы к зайцам привязывали по шоколадке, то Айна не упустила б ни одного».
Оставив Айну предаваться своим уже негромким переживаниям, мы с мужем разглядывали малышей. Я разочарованно констатировала, что сука уродилась черной, а не рыжей или красной, как мне мечталось. Супруг с удовлетворением отметил, что кобель — в Айну, как он и хотел. Муж признался, что накануне щенения видел сон, которому не придал тогда значения. Ему привиделось, что у нас появились два щенка, один — здоровый, а другой — больной. Мы сделали заключение, что сон вещий: у кобеля сломан хвост. Но наше заключение было поспешным…