Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Кобелек не ответил взаимностью на мои поцелуи и хмуро смотрел прямо в глаза, стараясь сообразить, какие я преследую цели, опасны для него мои губы или нет. Пользы от человеческих чмоканий в нос он не усмотрел, но и вреда тоже. Кобель себя целовать позволял, но его мордашка при этом принимала сосредоточенное выражение.

Сука поцелуи восприняла с живым интересом. Она куснула мои губы первыми появившимися зубками, обнюхала их и уперлась в мое лицо испытующим взором. Своей изучающей меня реакции сука не меняла два дня.

На третий день девочка наконец поняла, что у кормилицы свои причуды — правда, диковинные, но исполнить их нетрудно. Она лизнула меня в губы, отвечая на поцелуй, и я пришла в неописуемый восторг. Мой эмоциональный всплеск не оставил девочку равнодушной. Она подалась ко мне, и страстные слюни ее малюсенького язычка покрыли все мое лицо. С тех пор мы взахлеб целовались днями напролет. Но первый поцелуй девочки решил мою судьбу. Я испытала непреодолимую потребность в этой маленькой борзой суке и ощутила невозможность существования без нее. Во мне просыпалась большая любовь!

Растя щенков, я заставляла себя не думать о предстоящем расставании с ними и о их будущих владельцах.

Душевные страдания, вызываемые мыслями о разлуке, были настолько невыносимыми, что я выметала эти безрадостные думы прочь — из головы, из квартиры, из жизни. Огромным усилием воли я уничтожала гнетущие душу мысли и одержимо мечтала об ином…

Безысходно страдая, я не знала тогда, что сильно желаемое способно материализоваться.

К трем неделям со дня рождения щенков стало понятно, что правило кобелька не обретет нормальные формы. Мой массаж дал определенные результаты: хвост не подгибался к животу. Ему было далеко до прямизны, он отставал в росте (был на треть короче нормы) и плохо сгибался. Меня одолевали переживания за судьбу кобелька. Над его недостатком могли всю жизнь посмеиваться окружающие и даже новые владельцы. Люди попадаются разные, хорошие — нечасто. «Щенок, хоть и мал, но все понимает, и осознание дефекта написано на его мордашке», — терзалась я.

Когда у мальчика полностью открылись глаза, я увидела в них недоумение обреченного. «Почему я до сих пор жив? Как скоро наступит конец?» — С этими мучительными вопросами щенок просыпался и засыпал. Генетическая память твердила ему, едва рожденному, что с ним непорядок и надо приготовиться к неминуемой смерти. Он — брак, брак уничтожают. В ожидании неминуемого конца маленький кобель безропотно прожил три долгих недели. Ну что он мог поделать? Ничего!

Я не преувеличиваю, когда пишу так. Животные чувствительны не меньше нашего, а некоторые из нас (я, например) способны воспринимать их чувства.

Представьте ужас, вернее, жуть, с которой малыш жил, и вообразите на секунду — всего лишь на одну секунду! — как от леденящего душу страха сжималось его маленькое сердечко…

Он ждал своего часа…

Иногда в нем начинала трепетать надежда, но гены упорно твердили, что расплата грядет, и свою короткую жизнь несчастный щенок был вынужден воспринять как бесконечно малую, необъяснимую отсрочку на неизбежном пути Туда. Сознавая свой злой рок, он ценил каждый миг жизни и ее главный подарок — любимую и любящую сестру.

К трем неделям мальчик достаточно подрос, чтобы мы могли заняться исправлением его хвоста. Наш ветеринар, который в день рождения щенков заверил, что правило кобелька со временем можно будет выровнять путем операции, стал всячески уклоняться от контакта, услышав, чего мы от него хотим. Нашли другого. Новый Айболит осмотрел моего питомца и заявил, что операции по выпрямлению хвостов он делал, но не рискнет заниматься этим со столь дорогой породой. По его рекомендации я обратилась в одну из ветеринарных лечебниц.

Сильное майское потепление вытеснило прохладу ранней весны. На заре я положила в сумку бутылочку с водой, завернула в пеленку кобелька и поехала с ним в противоположный конец города, где находилась ветклиника. Весил тогда мальчик полтора килограмма, а его оставшаяся дома сестренка — один килограмм.

Добирались автобусом. Путь долгий: около двух часов в одну сторону. Всю дорогу щенок не сводил с меня осознанного, испуганного и одновременно доверительного взгляда. Он схватил лапами мой палец, засунул себе в рот и сосал его всю дорогу. Высвободить палец не было никакой возможности — щенок только крепче сжимал челюсти. «Пальчик не отдам. И не проси. Мне с ним не так боязно…» — внушал мне мальчик.

Чтобы бороться с волнением, щенок нуждался в живом тепле, участии и нашел их в моем пальце. Он не доверял своей судьбе, но верил мне.