Дежурному ветеринару борзой малец явно приглянулся. Мужчина вертел его в руках и так и эдак. Он восхищался живым комочком, напоминавшим маленького медвежонка, и поражался шелковистой мягкости его шерстки. Врач зарылся в коротенькую псовину пальцами и назвал щенка «живой плюшевой игрушкой» — он никогда раньше не видел столь маленьких борзых. Взглянув на хвост, ветеринар направил нас на рентген в человеческую больницу. Та находилась на приличном удалении от ветеринарной клиники. Мы вновь поехали.
Врачи в больнице отнеслись с пониманием и рентген сделали. Предварительно они бережно прикрыли тяжелой подушечкой мужское достоинство мальчика. Мы попали в большую очередь — были десятыми, и за нами скопилось много народа. Люди не сетовали и не удивлялись, что занимают очередь за щенком. Болезнь сближала живые существа и уравнивала их права на земле. Лишь во второй половине дня мы снова попали в ветклинику.
Ожидая приема, я осмелилась взглянуть на рентгеновский снимок. До того момента мне не удавалось заставить себя посмотреть на просвеченный хвостик кобелька. Снимок навеял тоску безысходности. Я не медик, но только дурак не разберется в очевидном. Довести хвост до нормы нельзя было в принципе. Все же… хотелось услышать мнение врача.
Дежурный ветеринар, обозрев рентгеновскую бумагу, велел ожидать, пока соберется консилиум. Персонал клиники заметил мое теплое отношение к щенку и пытался помочь. Появились еще два врача. Совещались втроем в закрытом кабинете. Время тянулось медленно и говорило не в нашу пользу.
Кобелек не ел и не пил с утра. Я предложила ему воду из бутылочки. Он оттолкнул лапкой стеклянную емкость, но с жадностью, не терпящей возражений, снова захватил пастью указательный палец моей левой руки и неистово принялся сосать. Мальчик держался за палец прочно, как утопающий держится за соломинку, и оторвать малыша от пальца у меня не поднялась рука.
Наконец двери совещательной комнаты распахнулись, и последний лучик моей надежды умер в потупленных взглядах врачей.
Они говорили долго, и постепенно смысл произносимых ими слов дошел до меня целиком……хвост, хоть трогай его, хоть нет, безусловно, вырастет короче обычного. В средине правило можно поправить — выровнять изгиб. Но хвост все равно останется, как палка — негибким и неэластичным. Для операции щенок слишком мал и может не вынести наркоза. Лучше осуществить хирургическое вмешательство ближе к двум месяцам. До того времени мне предлагалось подумать.
Два доктора-мужчины удалились по делам, а сердобольная женщина-врач захотела пообщаться со мной наедине. Она поставила кобелька на металлический стол и заговорила мягко и проникновенно. Посоветовала мне продолжать делать массаж хвоста и привязывать к нему ровную палочку для выпрямления, иначе к двум месяцам он окончательно закостенеет в согнутом положении. Женщина выпрямила пальцами хвост и показала правильные приемы массирования. Кобелек заверещал от боли. Сердце мое чуть не выскочило из груди, которая сделалась раскаленной печью.
Ветеринар, с сочувствием поглаживая щенка по спинке, честно растолковала мне сложившуюся ситуацию: «Ему будет больно, но постепенно он к боли привыкнет. В процессе роста с вашей помощью хвост станет более или менее ровным. Думаю, до двух месяцев время у вас есть. К этому сроку и боль пройдет, и хвост приобретет приемлемую форму. Атам, если захотите, приедете к нам. Посмотрим, что можно будет сделать. Но вы должны принять, что в любом случае ваша собака экстерьерной, выставочной не будет. Кобелек уродился племенным браком». Женщина пристально посмотрела мне в глаза и мягко добавила: «Ваш борзой малыш вполне здоров. Поверьте, здоровье наших питомцев — главное, и оно важнее всех выставочных оценок».
Вышли двое докторов-мужчин, что принимали участие в консилиуме. Лица напряженные. Спросили, что я решила делать со щенком?
«Растить и любить», — ответила честно. Слова вырвались сами собой. Ветеринары с легкостью вздохнули, их лица расслабились, и на них зажглись отрадные улыбки.
Тот день преобразил мое мироощущение и заново открыл основные ценности сущего: жизнь и здоровье. В продолжение дня я сталкивалась с болью и смертью людей и животных.
В больницу, где делали рентген, при мне привезли умирающего ребенка. Безутешная мать не выпускала из ладоней детскую ручку. Медсестрам пришлось насильно разжать руки женщины, чтобы отправить ребенка в операционную.
На рентген доставили травмированного в аварии мужчину, которому предстояла ампутация ноги.
В ветлечебнице ожидал исхода тяжелейшей операции владелец маленькой собачки, которая боролась под капельницами за жизнь. На мужчине не было лица — одни глаза, как льдинки, полные застывших слез.