Жизнь в другую сторону. Сборник

На часах уже больше двенадцати. Тарас где-то задерживается, хотя мы догадываемся где. Кажется, что и между солнцем и ветром происходит некое соревнование: они словно играют на поднятие настроения и выходит это у них весьма удачно. Настроение у нас какое-то бесшабашное, такое, что хочется куда-то бежать на радостях или, по крайней мере, непременно двигаться в наугад выбранном направлении с той же степенью воодушевления. Всё дело в нашем возрасте и в нашем местонахождении.

Появляется Тарас – лидер неофициального зачёта, нам его уже никак не обогнать; официального признания его результатов, конечно же, не будет.

Очередной порыв ветра помогает нам сделать правильный выбор. За завтраком гид нашей группы объявила, что именно сегодня откроют границу с Западным Берлином и те, кому это интересно, могут туда беспрепятственно прогуляться – как бы на экскурсию. Нам это очень интересно.

Выходим с Александерплац и сразу же упираемся в уличную торговлю: плейеры с наушниками, батарейки к ним, кассеты – всё громоздится коробками; торговля идёт бойко, потому что дёшево. Это как-то связано с другим ветром – ветром перемен. Дальше – ковры. Целое царство ковров. Они похожи на большие и причудливые географические карты неведомых планет, развешанные и разложенные, где только можно и нельзя. В продавцах этого богатства люди восточного вида. Их много повсюду. Откуда они здесь взялись? Говорят, что это турки-месхетинцы, беженцы. По крайней мере, так говорит Тарас. Они бросаются в глаза: мужчины, женщины, дети – в длинных халатах, платках, шапках. Нигде они не появляются поодиночке, а непременно бредут гурьбой, всей многочисленной семьёй от мала до велика. Кажется, что попал на съёмки какого-то эпического фильма про переселение народов, одна из уличных сцен которого происходит на восточном базаре, – съёмки, правда, расползлись по всему Берлину.

Вот к одному такому персонажу подходит полицейский: что-то спокойно и терпеливо объясняет ему, вернее, пытается это делать и раз и два, да всё без особого толку; кажется, что слова его безнадёжно вязнут в распахнутых полах халата чужестранца. Тот и вовсе выглядит потерявшимся инопланетянином или изумлённым героем эксцентрической комедии, сюжет которой основан на курьёзах со временем и пространством, – в его лице так и читается добродушно неизбежное «твоя моя не понимай».

На другой стороне улицы останавливается белый «Мерседес», из него долго выбирается многочисленное и пёстро одетое семейство с детьми – его соплеменники. У них халаты явно побогаче. Последним из-за руля вылезает сам хозяин – большим животом вперёд, перстнями на пальцах, золотой цепью-ошейником, представительной бородой. Неужели это тоже беженцы?

Мы спускаемся в метро, чтобы посмотреть – и только – как тут у них, и находим, что у нас, в Москве, всё же лучше.

На Унтер-ден-Линден весёлая немецкая молодёжь играет в футбол пустой пивной банкой: дурачась, её просто пинают друг другу в движении. Кто-то решает прекратить игру и давит банку ногой. У светловолосого парня в джинсовой куртке на ногах внушительного размера кроссовки; расплющенная банка застревает в плавных изгибах экспериментальной подошвы. Он трясёт ногой, пытаясь избавиться от жестянки, но у него ничего не выходит. Его дружки хохочут. Тогда он с гордым видом принимается хромать, усердно чиркая дополнительной подошвой по асфальту. С этим почётным эскортом мы добираемся до Бранденбургских ворот. Ещё прежде, на зелёном газоне у одной из автобусных остановок мы замечаем какие-то сероватые комочки, – вернее, мы боковым зрением чувствуем шевеление рядом, в траве. Доходит до нас не сразу. Покуда я молча удивляюсь, Стёпа наконец произносит: «Кролики», а Тарас, отнимая сигарету ото рта, замечает: «Они тут у них вместо голубей». Сероватые комочки прячут уши и неловко, почти безного, время от времени передвигаются по траве. Тарас добавляет, выпуская дым: «Смотри как разъелись… Голуби вы мои!»

У Бранденбургских ворот картина ещё радужнее: тут этих голубей, то есть кроликов, уже значительно больше. Они резвятся на лужайках или, уткнувшись мордочками в траву, неподвижно сидят – и дальше, вдоль стены, на тех участках, которые в данной ситуации легче всего было бы обозначить нейтральной полосой.

За стену пускают, проход действительно открыт. Столпотворения, впрочем, не наблюдалось. Всё было как вчера, только теперь стало возможным продолжить свой путь.