Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

– Зять мой, Лидкин муж, лавку свою закрыл вовремя – иначе реквизировали бы, и пошёл в колхоз счетоводом, потому его не тронули, а нескольких богатых крестьян раскулачили и выслали в Сибирь. Видишь, какая петрушка получается: твоя тёща, по словам, сама уехала в Сибирь, на свою родину, а наших крестьян туда силой ссылают на поселение, так что, сынок, самый смысл тебе есть остаться здесь учителем, чем потом у тёщи оказаться в ссылке за свои торговые дела.

Советская власть нынче совсем торгашей не жалует и скоро изведёт их под корень, как бы и тебе, Ваня, не попасть под раздачу. Это я говорю к тому, чтобы ты быстрее принял решение остаться здесь, у себя дома, на жительство со всем семейством, а надо будет, и тёщу твою из Сибири выпишем. Решай, сынок, по рассудку, но быстрее и оставь свою торговлишку, с меня зятька-торгаша хватает, чтобы и сынок ещё этим грязным делом занимался.

Иван Петрович перевёл разговор на тему детей, чтобы отвлечь отца от его затеи оставить сына здесь на жительство. Он и сам видел смысл в предложении отца, но мысль закрепиться на жительство неподалёку от Москвы и устроить жизнь свою и семьи сообразно своему образованию уже давно сидела в голове Ивана Петровича, мучительно притягивая своею несбыточностью.

С речки возвратились дети, довольные купанием и знакомством с местной детворой старше семи лет, которым уже не приходилось горбатиться на крестьянской работе наравне со взрослыми и потому, свободные вечерами, они плескались в реке, где прежде купался и Иван Петрович со своими друзьями, но лишь до их семилетнего возраста.

Коллективный труд в колхозе избавил от необходимости детского труда на полях, оставив за подростками лишь дела на подворьях, где оставались только одна корова на семью, свиньи, козы и птица, а лошади были сведены на колхозные конюшни, где за ними ухаживали взрослые.

Накормив и уложив спать детей, Иван Петрович с женою, отцом и Фросей ещё долго вели беседы, пока окончательно не наступила светлая майская ночь, когда и взрослые, утомившись разговорами, пошли на покой. Впервые за долгие месяцы Иван Петрович заснул без тяжёлых мыслей в голове под тихий скрежет коростеля, что доносился через приоткрытое окно с ближней опушки леса.

Погостив у отца неделю и убедившись, что всё его семейство благополучно пристроено на лето в отчем доме, Иван Петрович поехал назад улаживать торговые дела и продавать дом в Вологде, в котором прожил восемь лет.

Проездом в Москве Иван Петрович навестил старого большевика Фёдора Ивановича в его маленькой московской квартирке на Цветном бульваре во дворе бывшего доходного дома.

Фёдор Иванович обрадовался гостю и предложил остановиться у него, что Иван Петрович неоднократно делал в прежние времена, навещая Москву по своим антикварным делам. Но после того, как Фёдор Иванович осудил торговые дела Ивана Петровича, тот избегал останавливаться на постой, чтобы не подвести заслуженного большевика под подозрение в пособничестве спекуляциям своего постояльца, – так на языке права теперь называлась торговая деятельность бывшего учителя.

– Спасибо за приглашение, но у меня есть в Москве съёмная комната, где я привык останавливаться, навещая Москву по антикварным делам, – отказался Иван Петрович от предложения пенсионера.

– Хотя я только проездом в Москве, и делами не занимаюсь, но не хочу подводить вас, Фёдор Иванович под подозрение, – продолжил бывший учитель свои объяснения. – нэпманов уже прижали налогами и, видимо, скоро придавят окончательно, а моя деятельность по розыску и перепродаже антикварных вещиц есть не что иное, как спекуляция. Я и рад бы прекратить это занятие, но что мне делать, если власть ваша, Советская, не даёт мне учительствовать и содержать семью, в которой уже четверо детей, – закончил Иван Петрович, нарочно не упомянув предложение отца своего заняться учительством в родном селе.

– Ну что же! Смотрите, как вам удобнее, – возразил Фёдор Иванович. – Я уже пожилой человек и оговоров никаких не боюсь. Хуже чем сейчас живу в одиночестве, мне уже не будет, даже если власти лишат меня персональной пенсии. Сталин начал преследование ленинской гвардии большевиков: Каменева, Зиновьева, Троцкого и многих других, а я как раз с ними и занимался партийной работой. Если бы по здоровью не отошёл от дел, видимо, и меня бы обвинили сейчас в антипартийной деятельности, – горько усмехнулся Фёдор Иванович.

– Ленин умел со всеми ладить, а Сталин в ленинской гвардии видит врагов социалистическому строительству по его, сталинскому, плану построения социализма в России. Вынужден признать, что основания для чистки партийных рядов у Сталина есть: Троцкий, уехав за границу, теперь поливает грязью Сталина и Советскую власть, поэтому Сталин и дал команду подводить деяния своих противников под уголовные дела, шпионаж и измену Родине, чтобы не дать возможности другим партийным вожакам уехать за границу и там присоединиться к Троцкому.