Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

За такими разговорами путь скрадывался незаметно. После полудня кучер сделал остановку, распряг лошадь, напоил из ручья и дал ей время пощипать траву вдоль обочины. Путники тоже перекусили из своих припасов, потом повозка продолжила путь, и к вечеру на закате солнца вдали показалось отцовское село. Подъехав до знакомой развилки дорог, Иван Петрович увидел отчий дом, стоявший одиноко: на месте соседнего дома было пустой место, бугрившееся зарослями чертополоха – видимо, дом сгорел много лет назад, и пепелище заросло крапивой, беленой и лопухом, и даже маленькие берёзки тянулись ввысь на старом пепелище.

Иван Петрович вспомнил соседскую дочку, что нравилась ему в отрочестве, и которая подарила ему жаркий девичий поцелуй, прощаясь у реки перед отъездом Ивана на учебу. Как давно это было, а память хранила эти события, чтобы сейчас они вспомнились, будто были вчера.

XXIII

Кучер подогнал коляску к самому дому, Иван Петрович соскочил и, подхватив чемоданчик, вошёл во двор, оставив Еремея дожидаться за воротами: в пути они условились, что Еремей переночует у отца, и поутру отправится обратно, получив свои два рубля серебром.

На стук отворившейся калитки из сеней выглянула Фрося и, видимо, не узнав Ивана Петровича, спросила его: кто такой и чего надо.

– Я это, Фрося, Ваня – сын Петра Фроловича, – засмеялся Иван Петрович в ответ на неприветливость встречи его хозяйкой дома.

– Неужели Ванечка? – охнула Фрося и, подойдя ближе, воскликнула: -Точно, Ваня! По глазам признала, а по стати и лицу век бы не догадалась!

Она по-матерински обняла Ивана и прижалась к его груди. За минувшие годы Фрося раздалась и огрузнела телом, как это бывает с пожилыми женщинами – ей было уже за пятьдесят лет, и годы брали свое, изменив внешность женщины до неузнаваемости. Разве можно было признать в этой полной, грузной, седовласой женщине с потухшим взглядом ту стройную жизнерадостную девицу, которой она была в пору Иванова детства? Иван Петрович ни за что не признал бы её, встреть он Фросю случайно близ отцовского дома.

– А где отец? – спросил Иван Петрович, – почему не выходит встречать своего младшего сына?

– Прихворнул немного Петр Фролович, – пояснила Фрося отсутствие отца. – Копался в огороде, и ему прострелило спину, так что не может согнуться. Я ему утюгом спину прогрела, потом помазала дёгтем, укутала, и он лежит в спальне. Но в остальном здоров и будет рад твоему приезду.

Иван Петрович сказал Фросе о кучере, и она стала открывать ворота, чтобы впустить коляску во двор, а он пошёл в дом, известить отца о своём приезде.

Когда он вошёл в спальню, отец лежал на кровати и читал книгу, как оказалось «Закон Божий». Увидев вошедшего, он присмотрелся через очки, потом сдвинул их на лоб и тотчас узнал Ивана, скорее отцовским сердцем, чем глазами. – Никак сынок пожаловал в гости к своему отцу, – воскликнул Петр Фролович, тщетно пытаясь приподняться на кровати, и обессилено откинувшись вновь, морщась от боли.

– Проклятая поясница не даёт мне обнять дорогого сынка, – как бы извиняясь, проговорил отец. – Иди сюда, Ваня, ближе, дай обнять тебя и разглядеть, каким ты стал за эти годы разлуки. А каким я стал, ты и сам видишь.

Иван Петрович поразился переменам в облике отца со времени их последней встречи. Отец стал вдвое меньше и превратился в маленького сухонького старика – даже ростом уменьшился. Он совершенно облысел, и только борода осталась по-прежнему густой, но совершенно побелела и пожелтела вокруг рта – курить отец, видимо, так и не перестал.

Сын подошёл к отцу, наклонился и неловко обнял сухонькое тело старика, ощущая его костлявость. Петр Фролович ласково потрепал сына по голове и молвил тихо: – Довелось-таки встретиться, значит поживу ещё и внуков повидаю. Ты писал, что две дочки у тебя и ждёте ещё ребёнка.

– Да, сын у меня родился месяц тому назад, Борисом назвали, – ответил Иван Петрович, присаживаясь на край кровати, вновь и вновь удивляясь переменам в облике отца. Ещё с детства он помнил отца крепким мужчиной, и даже в тот последний его приезд сюда, отец был по-прежнему крепок и всё ещё охоч до Фроси, о чём они догадывались с Надеждой, слыша иногда удовлетворённое постанывание женщины, доносившееся из отцовской спальни.

Петр Фролович, заметив, что сын удивлённо продолжает его разглядывать, поспешил успокоить: – Подсох я за последний год телом, но вполне здоров и если бы не спина, то бегал бы по усадьбе, как и прежде. Думаю, завтра встать после Фросиного лечения горячим утюгом и дёгтем. Мне идёт восемьдесят третий годок, пора уже и в старики подаваться, а там, глядишь, и в дальний путь соберусь, откуда ещё никто не возвращался, и упокоюсь рядом с матерью твоей.

Но это присказка, а пока расскажи, сынок, как и где ты жил все эти годы, не подавая весточки из-за проклятой войны.

Иван Петрович вкратце рассказал отцу о превратностях своей жизни и, слушая его, отец лишь покачивал головой, приподнимаясь с подушки.