Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

Виктор Троегубов Впервые опубликовано в журнале «Контркультура», N2 – 1990 г.

КАК МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ

Это произошло 1 сентября 1977 года, совпав с первым (и единственным в том году) посещением занятий первого курса радиофакультета МАИ. В течение стартовых 10 минут семинара по некоему предмету (что-то физико-математическое) я, без сомнения, убедился, что поступил в институт, не имеющий никакого пересечения с моими жизненными интересами. Естественное желание найти причину покинуть данное помещение заставило меня оглядеться по сторонам, и… на такой же, как у меня, последней парте соседнего ряда я увидел наблюдающего за мной человека, взгляд которого чем-то смахивал на мой. Вместе с ним мы нашли замечательно-банальный предлог проветриться, и больше в 1977 году (прошу прощения за повтор) в институте нас не видали.

Армен Григорян образца 1977 года, в отличие от моей сосулькообразной блондинистости, был чернокудряв (как, впрочем, ему и положено) и своей ныне вездесущей шляпы еще не носил. На первом курсе МАИ военной кафедры еще не было, и мы имели возможность ходить с длинными волосами. Первый же разговор с Арменом, значительное место в котором занимал сейшеновый сленг и прочая атрибутика того алкогольно-пафосного момента московской истории, прояснил каждому из нас аналогию интересов и времяпровождения. Мы уже на школьной сцене (играя на танцах) вкусили запретных плодов рок-н-ролла, и обратной дороги быть уже не могло…

Те, кто хоть вкратце слышал о сети маевских общаг и о существовании легендарного «Пиночета» (название этой легендарной пивной точки возникло как созвучие первых слогов фразы «пиво напротив к/т «Чайка»), не будут гадать с трех раз, чем мы занимались несколько ближайших лет, в течение которых имели место академические отпуска, выговоры и прочая х..ня.

Видимо, учитывая нашу (Армена и мою) лень, судьба не стала затруднять нас долгими поисками друг друга, а свела нос к носу сразу, дабы не дать нам возможности не встретить – пока классного собутыльника, а в будущем и соратника по борьбе. (Надеюсь, читающим эти строки понятно, что это словосочетание я употребляю с иронией. Оговорка эта не случайна, ведь многие рокеры, находившиеся раньше в андеграунде, то ли по воле прессы, то ли преисполнившись сознанием собственной многозначительности, охотно приняли роль этаких революционеров.)

«АТМОСФЕРНОЕ ДАВЛЕНИЕ»

Типовое времяпровождение тех лет включало обязательное утреннее пивко с тогда еще не отошедшими от наших берегов креветками, дневной портвейн на сданные пивные бутылки и вечернюю альтернативу: своя репетиция – чей-то концерт. Армен играл тогда на бас-гитаре в хард-роковой группе с суровым названием «Атмосферное давление», моя тогдашняя команда носила не менее колоритное имя – «Монстры».

Несмотря на то, что каждый из нас по-своему занимался рок-музыкой, особого желания как-то объединить усилия у нас не было. И это вопреки тому, что почти все время мы проводили вместе, а наши музыкальные пристрастия были очень близки. Хотя, существовала некая разница при абсолютном приятии вкуса одного из нас другим. Армен больше склонялся к Hendrix'у, Doors и T.Rex, а основным жупелом считал Black Sabbath. Я всему остальному предпочитал Led Zeppelin и Deep Purple, Rolling Stones и Slade. (Я не упоминаю The Beatles, так как их лидирующее место в личном хит-параде каждого из рок-меломанов того времени было вне конкуренции.) Еще раз повторюсь, сказав, что это были не воинствующие пристрастия, каждый из нас по-своему любил индивидуальное восприятие другого. Кроме вышеупомянутого, мы торчали от следующих альбомов: «Hair of the Dog» (Nazareth) и «Firefly» (Uriah Heep), «Wish Your Were Here» и «Dark Side of the Moon» (Pink Floyd) и еще многого другого, что перечислить не хватит ни места, ни времени.

В общем, не имея еще намерений играть вместе, мы уже музыкально и мировоззренчески притирались друг к другу. Как-то, когда на субботней лекции, которую невозможно было пропустить, мы отгадывали кроссворд из субботнего выпуска «Рекламного приложения» (популярная в те времена газета объявлений, аналог нынешнего издания «Из рук в руки»). В той же газете мы нашли объявление о продаже «аппаратуры для вокально-инструментального ансамбля». Вечером Армен позвонил по указанному телефону, и… мы с ним стали компаньонами, закупив комплект самопального аппарата. Причем недостаток средств на приобретение пришлось добивать почти кинематографическим приемом: недостающую сумму мы выиграли в рулетку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное