Жизнь в «Крематории» и вокруг него

Так что выступили мы всего лишь с двумя песнями (плюс две инструментальные пьесы). Мы должны были выступать во втором отделении большого представления, а в первом отделении показывал свою пьесу студенческий театр. Еще во время прогона мы познакомились с ними, и они попросили меня и Армена сыграть эпизодические роли, тем более что они считали наш облик идеально подходящим для этих персонажей. Итак, мы дебютировали на театральной сцене в роли двух фарцовщиков (в кожаных куртках), пришедших на свадьбу с бутылками шампанского. Правда в роли «шампуня» у нас выступал розовый портвейн почему-то называвшийся «Вермутом» литражом 0.8 литра, заблаговременно приобретенный в студенческом магазине. Оказавшись за «свадебным столом», мы разлили данный напиток в граненые стаканы и стали его потреблять, благо что остальные актеры кричали «горько!» и имитировали застолье. По ходу пьесы нас как отрицательных персонажей должны были прогнать со свадьбы. Так и случилось, но, только выйдя за кулисы, мы поняли, что забыли бутылку с «Вермутом» на столе. Однако это обстоятельство не застало нас врасплох: мы ведь являлись отрицательными персонажами, поэтому я вышел на сцену с репликой «пардон» и забрал со стола у ошарашенной свадьбы заветный портвейн. Когда началось второе отделение, ближе к концу которого наша команда должна была появиться на сцене, мы за сценой допивали остатки «Вермута» и предвкушали…

Конферансье объявил, что на сцене сейчас появится «Необычайный струнный оркестр» (так лихо нас окрестил комсомольский умник, ни разу до этого не видевший 12-струнную гитару, тем более две одновременно).

Мы вышли втроем. Слева (если смотреть в зал) расположился Армен с видом гестаповца (роммелевская кепка, широко расставленные ноги), справа – я (в его нынешней шляпе). Вообще, то ли после портвейна, то ли от волнения и долгого ожидания собственного выхода мы почему-то напряглись и выскочили на сцену дико злыми. Между нами, на куске оберточной бумаги, прикрывавшей разбитое каким-то горе-иллюзионистом яйцо, разместился двухметровый, но неимоверно ссутулившийся Альтист Данилов. Свет прожекторов отчего-то вызвал в нем нездоровые реакции. Он начал извлекать жалостные звуки из альта, одновременно пуская слюни и дико вращая глазами. Как нам позже рассказывали очевидцы, он вообще больше всего был похож на душевнобольного, попавшего в руки двух санитаров-садистов. Уже на первую вещь (инструментал группы «Guess Who») зрители в зале реагировали неоднозначно. Уловив растерянность комсомольских организаторов, мы резво начали следующую, в которой у нас был припасен коронный номер: во время довольно приятного альтового проигрыша из бокового выхода к микрофону подскочил наш четвертый, Андрюха Пустовой, и отчебучил лихой ритмический наворот. Контрапункт изощренности этого виртуозного пальцеблудия с протяжностью вытекающей слюны альтиста вызвал в публике неописуемую реакцию: половина зала кричала «браво!», «бис!», вторая – требовала скинуть нас со сцены…

В обзорной статье вышедшей на следующий день институтской многотиражки «Пропеллер» комментировались все выступления концерта, включая яйценесущего горе-иллюзиониста. Для нас у автора статьи не нашлось даже приписки «и др.».

Потом, уже позже, через месяц, в том же «Пропеллере» была опубликована большая статья о прошедшем концерте, и в ней уже другой автор признал, что самыми «свежими» были выступления джазового гитариста Семочкина и «Необычайного струнного оркестра». Хотя, если по правде, сам я этой статьи не читал.

«КРЕМАТОРИЙ»: «ВИННЫЕ МЕМУАРЫ»