Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

…Курсируя в гостиничном коридоре, Серега увидел некую девушку, целеустремленно двигавшуюся в неком направлении. Пристать к ней с дурацкой фразой типа: «Вы не хотите посидеть в хорошей компании?» (или другой подобной банальностью) было делом мгновения. То ли девица легко пошла на контакт и пригласила его в свою тусовку, то ли, наоборот, пыталась отшить Третьякова – неважно. Определенно другое. В итоге их разговора он оказался в номере, где несколько стриженых персонажей играли в карты. Сереже налили (он, конечно, не отказался) и предложили «перекинуться в картишки». Он согласился, и проиграл в первой же партии… Тогда в группе ходила присказка: «один раз – не пидарас!». Группа, конечно, не имела никакого «голубого» крена, просто подобная поговорка симпатична как колоритная часть «великого и могучего». Но одно дело говорить любые фразы в своем кругу и совсем другое – употреблять их в присутствии посторонних. Представьте себе, как эту фразу поймут люди с уголовным прошлым (тем более настоящим), ведь в этой среде гомосексуализм – не развлечение, а сексуальная альтернатива… Так и произошло. «Хлопцы» вначале искренне изумились, а потом (когда смогли перестать смеяться) сказали что-то типа: «Надо же, сам пришел!». Говоря языком героев криминальных романов, я в тот момент «не дал бы за серегину жопу и пяти копеек». Тем не менее, отделался он довольно легко – с него сняли золотую цепочку с крестом, а уже после этого Терпигореву удалось извлечь его из столь «гостеприимной» компании…

Утром нас передислоцировали в центровой отель «Красноярск». В момент когда в фойе «Красноярска» мы ожидали ключей от своих номеров, Армен, обычно крайне снисходительный к третьяковскому пьянству (обычно напоминать Кацу о его поведении приходилось мне как «облеченному элементом» административной ответственности), отвел героя прошедшей ночи в сторонку и минут десять что-то строго выговаривал ему. Собственно, примерный текст внушения ни для кого не являлся секретом: позволяя себе подобные выкрутасы, Сергей подводил всю группу… После разговора Григорян вернулся красный от возмущения.

– Этот болван собирается мстить!

– Как?!

– Он хочет купить пистолет и перестрелять всех своих обидчиков.

Зная странный моральный кодекс Сереги, можно было поверить, что у него хватит ума на подобный поступок. Отговаривать его от чего-либо было делом безнадежным. Вечерний концерт «Крематорий» рисковал провести без бас-гитариста. Ситуация выходила из-под контроля, и, похоже, сюрпризы еще не кончились. После того как мы получили ключи от номеров и разбрелись по ним, я направился к Армену. На его этаже мне встретился неприятный персонаж, который (увидев мои длинные волосы) пытался узнать, в каком номере поселили басиста Сергея…

До вечернего концерта Третьякова удалось локализовать – вначале в номере, потом в гримерке. Но предчувствие неприятной развязки не покидало всех, и мне пришлось обратиться к местным устроителям концертов. Те пообещали помощь, и после окончания концерта подвели меня к стройному молодому парню, предварив знакомство сообщением о том, что Андрей – сочувствующий рокерам представитель местного криминального мира.

Внешне наш новый знакомый выглядел не очень уж мощно. Его короткая стрижка не казалась вызывающей, золотые «цепки» и «гайки» отсутствовали, и причастность к клану очень условно можно было предположить лишь по кожаной куртке – но ведь подобный прикид носят не только бандиты. Правда его рейтинг в наших глазах круто подскочил после прибытия (по звонку) человека с большой спортивной сумкой, скрывавшей в своих недрах автоматическое оружие. Подобная поддержка, в совокупности с традиционной послеконцертной дозой (водки), всех расслабила и успокоила. В отель группа и сопровождающие прибыли около одиннадцати по местному времени. Андрей сразу отправился к Армену, а «пулеметчик» к Третьякову и Овсянникову. (Говорят, он сразу расчехлил свою бандуру и до объявления отбоя был готов к действию.) Я зашел в свой номер, чтобы положить гитару и сумку с вещами, после чего направился в номер к Армену. Лифт не появлялся, и я решил преодолеть пару этажей пешком. И надо же – мне навстречу шел все тот же неприятный тип с очередным вопросом по поводу местонахождения Третьякова. Меня так достало его панибратское обращение, что я промычал что-то нечленораздельное и быстрым шагом устремился к находившемуся на расстоянии пятидесяти шагов номеру Григоряна. Андрей выслушал мое сообщение и вышел. Вернувшись через двадцать минут, он рассказал, что уголовная компания, чуть было не «приголубившая» Серегу, приехала выкупать с красноярской зоны кого-то из своих. Им было заявлено, что их «миссия» имеет шансы лишь в случае, если они оставят «Крематорий» в покое. Андрей также попросил вернуть цепочку с крестом, и получил заверения, что это состоится на следующий день. Мол, с собой ее нет. Думаю, бессмысленно сообщать, что этому обещанию не суждено было сбыться. Золотые цепочка и крест сгинули как плата за несусветную глупость…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное