Жизнь в пограничном слое. Естественная и культурная история мхов

Меня отвезли на подсобную площадку, обращаясь со мной холодно, как с членом команды, не желающим играть вместе со всеми. Я устало добрела до своей машины и увидела, как Мэтт садится в свой пикап. Он вел себя довольно дружелюбно и сказал, что его перебросили на другой проект. Теперь он не отвечает за мох. При этих словах на его лице отобразилась твердая решимость: «Больше никогда не буду этим заниматься». Но, зная о моем интересе к ним, он захотел показать мне кое-что. Мы забрались в его потрепанный пикап, он выключил рацию, в которой непрерывно звучали какие-то требования. Разговор шел о его новорожденной дочери, об азалиях, но террасного сада мы не касались. Он повез меня через лес, на дальний конец поместья, по дороге, которую использовала служба безопасности. Вдоль границы тянулось электрическое заграждение из четырех проводов, с выступами наружу — чтобы отгонять оленей и других нарушителей. Почва под оградой была обработана гербицидом «Раундап», выжегшим всю растительность. На полосе шириной в десять футов не осталось ни папоротников, ни полевых цветов, ни кустарников, ни деревьев. Погибло всё, кроме мха. Устойчивый к химикатам, он захватил пространство, множество колоний мха — потрясающее одеяло с тысячами оттенков зеленого цвета. Это и был настоящий сад мхов, устроенный Владельцем, в миле от его дома, росший под электроизгородью, орошаемый гербицидным дождем.

Лес благодарен мху

С вершины пика Мэрис, где слышен только шум ветра, можно наблюдать за разворачивающейся борьбой. Местность, что тянется до океана, сверкающего в семидесяти милях отсюда, разбита на участки. Здесь кое-как соседствуют пятна красной земли, гладкие сине-зеленые склоны, яркие желто-зеленые многоугольники и бесформенные темно-зеленые ленты. Береговой хребет Орегона напоминает лоскутное одеяло — лес рядом с вырубками; второе и третье поколения дугласовой пихты возвращаются сюда, чтобы свершить месть. В мозаике ландшафта есть и малочисленные остатки изначального леса, древней поросли, некогда простиравшейся от долины Уилламетт до моря. Пейзаж, раскинувшийся передо мной, больше похож на потрепанные обрывки, чем на ткань с правильным узором. Он словно отражает нашу нерешительность — мы так и не поняли, какими хотим видеть свои леса.

Хвойные леса Северо-Запада известны обилием влаги. Дождевые леса умеренной зоны в Западном Орегоне получают до ста двадцати дюймов осадков в год. Благодаря мягким дождливым зимам деревья могут расти круглый год, а вместе с ними — и мох. Все поверхности в таком лесу покрыты мхом. Пни и бревна, вся лесная подстилка зеленеют: это торчащие как попало ветки и листья Rhytidiadelphus и полупрозрачные куртины Plagiomnium. На стволах деревьев видны перья Dendroalsia — кажется, что там сидят большие зеленые попугаи. Кусты клена завитого сгибаются под тяжестью двухфутовых занавесей Neckera и Isothecium. Ничего не могу с собой поделать: сердце мое бьется быстрее, когда я оказываюсь в этих лесах. Возможно, в насыщенном испарениями мха воздухе есть нечто ядовитое, он пропитывается этим, проходя сквозь блестящие листья.

Коренные жители этих лесов, как и их собратья по всему миру, возносят традиционные благодарственные молитвы, в которых отдается должное рыбам и деревьям, солнцу и дождю за то, что они вносят свой вклад в благополучие всех нас. Каждое существо, с которым связана наша жизнь, именуется и восхваляется. Прошептав утренние слова благодарности, я прислушиваюсь на мгновение: не последует ли ответ? Я часто думаю о том, осталась ли у земли какая-либо причина выражать признательность людям. Если леса твердят молитвы, полагаю, они благодарят мох.

Красота мха в этих лесах определяется не только внешними свойствами. Мох необходим для жизнедеятельности дождевых лесов умеренной зоны. Он не только благоденствует в этой влажной среде, но и активно участвует в ее формировании. Когда капли дождя достигают полога леса, у них есть множество путей вниз. На подстилке оказывается лишь небольшая часть дождевой воды. Мне доводилось стоять в лесу во время ливня — я осталась сухой, будто взяла с собой зонтик. Листья перехватывают капли, и те устремляются к веткам. В месте развилки встречаются две капли, потом еще две, и там, где сходится много веток, образуются небольшие ручейки. Словно притоки древесной реки, все они впадают в струю, которая течет по стволу.