Детство Леонида проходило в маленьком зауральском шахтерском городке в бедные послевоенные годы. Семья имела средний по тем временам достаток, но Леониду смутно вспоминалось, как они с матерью и другими женщинами ходили ранней весной по полям на окраине городка в поисках мерзлой картошки, случайно оставшейся с осени. Возможно, это было после голодного 1947 года. Хорошо запомнилось, что по соседству жил мужчина с заметным животиком, что воспринималось как некое чудо, поскольку абсолютно преобладали худощавые люди. Белый хлеб был таким же желанным лакомством, как торт в благополучные времена. В магазинах не было никакой упаковки, люди приходили с газетами и мешочками, и порой непредусмотрительные мужчины брали вермишель или крупы в шапки. Из конфет были доступны лишь дешевые "подушечки", а с шоколадом Леонид познакомился значительно позже. Пределом мечтаний было мороженое, которое накладывали из бачка в картонные стаканчики. Когда пятилетнего Леню как - то спросили, кем он хочет стать, он сказал: "продавцом мороженого".
Родители были интеллигентами и уделяли большое внимание культуре речи.Леонид никогда не слышал от них грубых и вульгарных слов, хотя их отношения не были идеальными.От других людей он, разумеется, слышал все, что угодно, в том числе и нецензурщину.Это не ошеломляло, будучи привычным, а просто попадало в категорию "плохого", однако Леонид часто удивлялся, не понимая, зачем нужны неприятные, грязные выражения. Став постарше, он начал понимать, что брутальность, в принципе, отражает неудовлетворенность людей своими неудачами, их антипатии и агрессивность. В это достаточно убедительное объяснение все - таки не укладывалась то, что сквернословие имеет значительно более широкое распространение, чем реакция на неудачи, оно используется в самых безобидных ситуациях и даже выглядит шиком. Было ясно, что оно часто играет роль определенного способа самоутверждения.
Кроме того брутальность, вошедшая в лексикон как некая постоянная составляющая, наблюдающаяся у значительной части восточнославянского населения, повидимому играет роль проклятия, посылаемого всему негативному в жизни. Это относится, например, к распространенной привычке постоянно употреблять слово "б..." даже в самых спокойных и беспроблемных разговорах. Видимо, человек использует это как некую атаку на все, что портит ему жизнь.
Но откровенное сквернословие являлась только частью того конфликтного стиля общения, который был типичным для советского и постсоветского мира. Кроме прямой брутальности существовала богатая техника всяческих высмеиваний, передразниваний, поддевок, скабрезных шуток. Часто они строились на материале брутальных, в том числе и нецензурных выражений или как - либо обыгрывали их, другие были просто грубыми или агрессивными по содержанию. Это была самая популярная область ежедневного массового остроумия.
В первых рядах данной практики шел диалог в стиле
перебранки, предполагающий острые, обрезающие ответы на различные затрудняющие просьбы, предложения и поручения. Это был как бы стиль уверенного в себе и знающего жизнь человека, а не размазни и тугодума, это был некий стилевой блеск
- Ты мог бы сейчас сходить в магазин?
- Как же, спешу и падаю.
- Одолжи мне пожалуйста пять рублей.
- А хуже тебе не будет?
- Ты мог бы из зарплаты выделить деньги на новый телевизор?
- Держи карман шире.
Диалоги в данном стиле были обычными или даже преобладающими во многих семьях, они не считались скандальными, но фактически поддерживали постояннй градус агрессивности, приучая к такому стилю и подрастающее поколение. К этому же жанру относились стереотипные или рифмованные грубоватые ответы на некоторые часто повторяющиеся выражения.
- Я думал...
- Индюк думал, да в суп попал.
- Если бы у меня было...
- Если бы да кабы, то во рту выросли бы грибы.
Более острой и агрессивной разновидностью данного жанра были шутки - ловушки, в которых довольно часто употреблялись нецензурные выражения.
- Ты в деревне жил?
- Жил.
- Я на тебя х... положил.
Леонид называл все это коммунальной субкультурой, поскольку она наиболее типично и ярко проявлялась в коммунальных квартирах, в которых жила преобладающая часть городского населения с двадцатых и до семидесятых годов ХХ века. Там были постоянные ссоры жильцов из-за платы за электроэнергию, из - за пользования газовыми плитами на общей кухне и некоторых других спорных моментов. Коммунальные квартиры были всеобщей школой реального и, как молчаливо предполагалось, жизненно необходимого стиля общения в этом суровом мире. Там отрабатывалось популярное искусство скандальности.Тренированные коммунальные бойцы умели выкрикнуть что - нибудь обидное и скрыться, прежде чем противник успевал ответить.