Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор

Съездив в отпуск на неделю, нашла работу по специальности, получила комнатку в общежитии. Вернувшись домой, распродала все, что можно, остальное перевезла к родителям и уехала навсегда. Мать скучала по ней и девочкам, но у нее были и другие дети, которые требовали ее участия. Это она так считала, что всегда должна как-то помочь, возможно, защитить.

Еще перед отъездом на Север Лена узнала, что отец лежит в Талды-Кургане в онкологии. Поехав к нему в больницу, она узнала от врача, что у отца рак легких, уже пошли метастазы, он проходил химиотерапию. Дома она сказала матери об этом, но Анна настолько была обманута прежними выкрутасами Федора, что просто выругалась в его адрес, сказав, что он снова притворяется. Дочь не смогла ее убедить, да и смысла уже не было.

Через год, приехав домой в отпуск, она застала возвращение отца из больницы, он, провожая ее на автобус, сказал, что, может быть, уже не увидятся больше, попытался дать денег, но она отказалась, отговорившись тем, что сама работает и получает прилично: лучше использовать на продукты для самих. Она только обняла его, не зная, чем можно помочь.

В Сургуте она сначала работала на двух работах, чтобы выжить в незнакомом городе, снова нарабатывала авторитет. Потом встретила простого рабочего человека, оказавшимся надежной опорой для нее и девочек. Так началась новая жизнь.

У дочерей сложились свои судьбы, но это совсем другая история…

***

Федор же еще раз поехал в город на консультацию в онкологию. Но ничего утешительного в больнице не услышал, поник: понял, что сам себя загубил, что жизнь прожил не так, как надо было бы. А как надо, совсем не знал: временные увеселения были по душе, а смысл оказался совсем не в том.

По приезде домой он слег, почти перестал ходить по двору. Лежал в большой комнате, в это время в поселке часто отключали свет, приходилось зажигать свечи. Анна управлялась по хозяйству сама, да оно было уже небольшим: только корова, курочки, кошка и собачка. С огородом возились вместе со Степаном, копали, переносили картошку в погреба. Время шло к осени, надо успеть все убрать. Федор изредка выходил из дома, греясь на солнышке, сидя в палисаднике.

Когда начались сильные боли, Настя приходила и ставила укол, давала таблетки, которые можно было еще достать при той заглохшей медицине. Так прошла зима, а весной Федор, мучаясь от непроходящей боли, ощупал нарост, выросший от груди по шее к голове.

Однажды, не выдержав боли, острым ножом вскрыл его, надеясь выпустить оттуда ту муку. Вся постель была вымазана черными сгустками пополам с кровью. Анна ворчала, что нельзя этого делать, что будет еще хуже, если пойдет заражение по организму. Но он отмахивался, Настя тоже ругалась на его действия, но понимала, что сильная боль отнимает рассудок. Перебинтовав его, делала уколы, успокаивала, сидела рядом с ним.

Он знал, что уходит, однажды достал из-под подушки сверток и отдал ей, сказав, что это за ее труды, что больше никого у него не осталось. Был в обиде на детей, которые не приезжали в это время хотя бы просто побыть рядом. Он забыл, что сам был инициатором такого отношения к себе, к семье. Степан был дома, часто сидел рядом, старался разговорить отца, спрашивал, что подать. Кроме Лены, никто и не знал о болезни отца, а жена просто никому ничего не говорила, все жили далеко.

Анна пыталась кормить его с ложечки, он не осознавал, что ест, отталкивал ее руку, укоряя, что все невкусно и противно. Жена обижалась, не понимая, что он уже не принимал все земное. Как-то раз он открыл глаза, увидел ее, сидящую рядом, заговорил вполне осмысленно, что она напрасно ждет его смерти: ничего ей не достанется, она попомнит еще его слова. Уязвленная, Анна ушла хлопотать по хозяйству, пекла лепешки, варила яйца или делала яичницу, пытаясь как-то накормить его.

Однажды открыв глаза, он увидел, что рядом сидит Степа, поманив его к себе, прошептал тихо:

– Там, во дворе, я спрятал деньги, поищи потом, когда меня не станет.

Степан пожал плечами, думая, что отец в бреду говорит непонятные вещи, но запомнил сказанное.

Как-то возле него никого не было, Федор приподнялся после укола, потянулся к свечке, стоявшей в стакане на столе, перевернул ее. Она упала, но не погасла, потихоньку загорелась скатерть на столе, обрывки упали на пол, начали тлеть половики, постель, а он смотрел и молчал, не думая, что может сам сгореть или задохнуться в той же гари.

Жаром охватило всю комнату, огонь подбирался к двери, когда Анна вошла в дом проведать его состояние. Увидев происходящее, она закричала сыну, чтобы нес воды, гасил пламя. Вдвоем тушили, заливая водой, вытаскивая тлеющие половики. Комната была закопчена, от гари нечем было дышать, выбили окно, открыли все двери и другие окна. А Федор лежал и хохотал над их усилиями, кашляя, задыхаясь и от гари, и от смеха, и от болезни. Анна чуть не бросилась на него с кулаками, крича обидные слова.

В ночь Федор скончался.

Похоронили его тихо. Помянули и… разошлись, разъехались…