Жизнь Вахтанга Горгасала

Источниковое значение джуаншеровских иносказаний, как выясняется, связанных с традициями местного и международного басенного творчества древности и средневековья, заключается в отражении острых идеологических противоречий, в обстановке которых приходилось христианству прокладывать себе путь на всем Востоке, в том числе и в Грузии[82]. Джуаншер заострил идею бродячих сюжетом использованных, точнее — пересочиненных им басен, драматизировал их соответственно с нуждами своей эпохи и теми представлениями, которые он имел об эпохе описываемой.

Обращает на себя внимание и география притч. Названия стран Синд и Хинд (Инд) представляли собой «арабские названия двух частей Индии»[83]. В раннесредневековой Грузии сведения об Индии могли проникнуть еще со времен до самостоятельного правления Вахтанга Горгасала, когда картлийские воины подвластной Ирану Картли в качестве одних из многочисленных волонтеров из различных племен обязаны были участвовать в различных походах Сасанидов, в том числе и в Индию. Но формы зафиксированных в ЖВГ названий — Синд и Хинд — в средневековых источниках Грузии могли появиться лишь после победоносного вторжения арабов в Индию в VIII в.[84]. Ознакомление картлийцев с этими названиями могло произойти лишь в результате их тесного общения с арабами, в частности, после образования Тбилисского эмирата в VIII в. и особенно с начала второй половины этого столетия — после основания в 762 г. города Багдада, — когда связи между Западом и Дальним Востоком вступили в новую фазу и вовлекли в свою орбиту значительное число стран и народов[85].

В научной литературе высказано мнение о значительном влиянии на ЖВГ традиций героических эпосов древних кранцев и армян[86]. Хотя разностороннее влияние соседних народов на духовную (равно как и материальную) культуру грузин — давно известный факт, но и сегодня его изучение является одной из наиболее актуальных задач и грузиноведения[87]. Выявление сложного процесса иноземного влияния на грузин требует, естественно, корректного подхода к проблеме, учета конкретной ситуации, отбора соответствующих материалов. Те или иные заимствования грузин из культурного фонда соседних народов[88] подвергались тщательной ассимиляции в различных сферах духовной деятельности грузин — и в фольклоре, и в индивидуальном творчестве книжников, подчинявших заимствованные элементы местным, исторически выработанным нормам. Что же касается воздействия доисламского Ирана на быт и культуру грузин, то этот факт определяется вообще живучестью доисламских культурно-бытовых пережитков в истории не только Ирана, но и стран сопредельных с ним регионов[89].

По замечанию П. Ингороква, влияние иранского эпоса, а именно, его исторической части на ЖВГ видно в литературном образе Вахтанга Горгасала, воплотившего в себе черты эпического героя иранцев Вахрама Чубина еще в первой половине VII в.[90], т. е. еще до завоевания Сасанидского Ирана арабами. Аналогичного мнения придерживался и И. А. Орбели, который писал, что «в облике Бахрам Гура имеем то же, что находим в смежной Ирану этнической среде, в образе армянского легендарного царевича и в другой, тоже близкой Ирану этнической среде, в облике грузинскою легендарного царя Вахтанга Горгасала»[91]. Далее, касаясь имени и прозвища Вахтанг Горгасал, ученый замечает: «Иранские имена Вахагна и Вахтанга равнозначны имени Бахрама, а иранское же по существу прозвище Вахтанга Гургасар (по законам грузинской фонетики Горгасал) «волкоголовый» так близко прозвищу — Гур»[92]. В основе имени Вахтанг И. А. Орбели видел пехлевийскую (парфянскую) форму «индийского и древнеперсидского имени Вератрагны; армянская форма — Вахагн, среднеперсидская Вахрам, новоперсидская Бахрам, грузинская и албанская — Вахтанг»[93]. На грузинской почве произошло своеобразное приземление мифического образа древнего Ирана. «Самые яркие, самые жизненные черты космического Вератрагны, — пишет И. А. Орбели, отстаивая это свое мнение, — должны были связаться с чисто земными существами. Грузия и, вероятно, Албания связали их с Вахтангом Горгасалом, в Армении они слились с обликом царевича Вахагна, в Иране их принял на себя Бахрам Гур»[94]. В приведенных цитатах из сочинения И. А. Орбели прежде всего желательно обратить внимание на один невольный ляпсус. Так, к Вахтангу Горгасалу не применимо понятие «мифический царь»; другое дело, что образ этого вполне исторического лица впоследствии обставлен различными литературными домыслами, к тому же отнюдь не мифологического или мифического характера.

Приведенные высказывания И. А. Орбели в свое время разделил и М. М. Дьяконов, также считавший, что в литературном образе Вахтанга Горгасала отразились черты древнеиранского мифологического персонажа Вератрагны[95].