Жизнь Василия Курки

Роща была небольшая, редкая, вся сквозила. Неожиданно я очутился на открытой лесной поляне и увидел шеренгу венгров - их легко было узнать по форме. Лицом к ним выстроились наши мотострелки с автоматами на изготовку. Чуть поодаль стоял знакомый капитан, кажется из бригадного тыла. Он был из тех людей, которых пазывают настырными, въедливыми .

Увидев меня, капитан сердито крикнул :

— А ну, проходи ! Идет Федот, разинув рот.

Я остановился и для чего-то, должно быть бессознательно давая себе время собраться с мыслями, пересчитал пленных.

Их было семеро.

— Шпиёны… - сказал капитан. - Ползали, выведывали.

Я вновь взглянул на венгров и по их лицам понял, что они знают о своей судьбе и примирились с неизбежностью смерти.

— Шпиёны ! - так, что слово это прозвучало свистяще и пронзительно, повторил капитан.

— Какие же шпионы? ! - сказал я. - В форме, разведчики...

— А что ж - в тыл?.. На курорты? Транспорту нет, милок. Отпустить, чтобы в спину? - не своим голосом кричал капитан, как бы нарочно себя разъяряя. - Немец вон где !..

Жужжа между стволами, в рощу вбуравливались пули. Они срезали веточки и листья, которые падали часто, как в листопад, - только по-июльски совсем зеленые.

На склоне оврага разрывы поднимали столбы земли и пламени - очень бледного в летний полдень.

Я сказал, что могу отвезти венгров в тыл на полуторке.

То, что смерть охватила всю страну и весь мир и счет идет не на отдельные жизни, а на десятки и сотни тысяч, забылось. Я знал, что, если венгров расстреляют, убийцей перед собственной совестью буду я.

Я что-то говорил и говорил. Сам не знаю, как у меня вырвалось, пожалуй, единственное, что могло остановить капитана:

— Директиву читал? Об обращении с военнопленным и союзных с Германией стран ?

Капитан обернулся ко мне и с некоторым замешательством сказал :

— До нас не доводили…

— Не доводили?! - теперь уже кричал я. - Командир бригады санкционировал? То-то же… Смотри, под приказ попадешь!

— Отставить… Вольно, - хмуро скомандовал капитан.

Мотострелки взяли автоматы «на ремень» и закурили.

Я побежал к Бурде, - к счастью, командирский танк еще стоял на прежнем месте, - доложил обстоятельства дела. Бурда написал приказ, передающий пленных в мое распоряжение «для конвоирования в разведотдел корпуса» .

— Очень уж ты до-о-обрый, - сказал капитан, прочитав приказ Бурды. - Удерут, б… - и тебе же в спину.

Я положил руку на автомат.

— Очень уж ты до-о-обрый. Я бы таких добреньких … - Капитан, не закончив фразы, скомандовал мотострелкам : - К машине !

Падали и падали листья - зеленый листопад. Я вел венгров к полуторке. Они шли послушно, так что я только для порядка покрикивал :

— Шнель!.. Шнель!..

Вспрыгнув в кузов машины, они тесной кучкой прижались к шоферской кабинке. Мимо на мотоцикле проехал капитан и за рощей свернул на шоссе к Обояни.

Мимо пробежали мотострелки, вскарабкались на броню и притаились за башнями танков . Бурда скрылся в люке.

Танки вырвались из рощи; видно стало, как снаряды немецких артиллеристов взрываются по следу гусениц - чуть запаздывая.

Мы ехали в тылы, ко второму эшелону штаба корпуса. Я сидел в кабине водителя и, изредка оглядываясь, видел сквозь мутное стекло лица венгров, выражавшие одну мысль: непонятная вещь война, непонятная вещь человеческая судьба.

Немцы сбросили бомбы на рощу, которую мы только что покинули, переломленные стволы деревьев легко взлетали вверх, похожие на городошные чурки. Роща исчезла - как не было ; низко пробегало пламя, обгладывая почерневшую землю.

У корпусного разведотдела пришлось долго ждать, пока пленных примет штабная рота охраны.

Я чувствовал себя усталым и виноватым тоже - послали за заметками для газеты, а что я успел собрать?..

Привез семь пленных.

«Семь жизней!» Эта мера, «жизнь человеческая», больше в голову не приходила.

Я думал о том, что придется накатать большой очерк - с природой и переживаниями, чтобы заполнить полосу, запланированную для боевых заметок. На венгров я старался не смотреть. Один из пленных шагнул комне и на ломаном немецком языке попросил листок бумаги. Я дал ему блокнот. Минут через десять он вернул блокнот, там печатными латинскими буквами были записаны фамилии и адреса. На первой строке значилось:

«Ференц Магоши, Будапешт … улица … дом … квартира … »

Я взглянул на длинного парня, бравшего у меня блокнот, и спросил :

— Ду бист Магоши?

— Я! Я! - с радостной готовностью откликнулся венгр.

Лицо у него было длинное и костлявое, с детски сияющими глазами ..

…Не помню, как я рассказал эту историю Курке - тогда, в машине, у Чешского Креста, вероятно коротко, несколькими самыми необходимыми словами.

Курка взял блокнот и, коснувшись выцветшей, почти неразличимой строки, спросил :

— Этот и есть Ференц Магоши ?

— Этот и есть, - ответил я.

— Повидать бы … - задумчиво сказал Курка.

— После войны, - сказал я.

— Магоши, - вместо ответа раздельно по слогам, словно стараясь запомнить фамилию, повторил Курка.

 

6.

Винница запомнилась как середина пути, хотя в действительности до Листопадовки было уже недалеко.