Жизнь во сне

Каменский Анатолий Павлович Жизнь во сне

Анатолий Каменский

Жизнь во сне

Романовский, чиновник министерства внутренних дел, средних лет, не очень полный, с темным одутловатым лицом жил, по общему мнению, скучно: нанимал небольшую комнату, не ходил по театрам, не пил, не курил, не играл в карты, не приглашал к себе женщин, и у него была единственная похвальная черта, это -- ссужать большую часть жалованья в долг сослуживцам и не требовать обратно. Наверное за это его и любили больше всего, а, может быть, и за то, что он никогда ни с кем не спорил, всегда выслушивал каждого до конца, причем ужасно добродушно и немножко лениво улыбался.

Насчет хождения по гостям Романовский был туг, и уже в 11-12 часов поглядывал на часы. В общем, человек, любил помолчать, но однажды его расшевелили, и он рассказал нечто неожиданное.

* * *

Откуда вы взяли, господа, что у меня нет никаких интересов, что я не любопытен, тяжел на подъем и т. п.? Ведь вы видите меня только на службе, да вот сейчас среди вашей компании. Этого очень мало. Поверьте, что все вы -- такие же, как и я, ленивые, мертвые, неповоротливые и даже некрасивые люди, -- виноват, я еще не договорил... -- когда спите. Удивлены? Ничего удивительного: вы видите сейчас перед собою просто-напросто спящего человека. Для меня служба, чтение газеты, хождение по улице, чаепитие, еда, извините -- ваше общество, совершенно то же, что для вас сон, успокоение, небытие.

А вот живу я, наоборот, во сне. Да, живу в лучшем, полнейшем смысле этого слова, и Бог знает, как это случилось, когда началось? Еще в детстве меня звали соней, да и, что говорить, люблю грешным делом подольше поспать. Как же не любить, когда для меня это действительно самая подлинная, богатая, разнообразная, захватывающая жизнь. Во сне я объехал весь мир, видел тысячи людей, участвовал в тысячах приключений, совершил множество опаснейших и блистательнейших подвигов, любил множество женщин, был артистом, художником, изобретателем, сражался за отечество, умирал и воскресал десятки раз, лицезрел такую неизъяснимую красоту, подходил вплотную к такой правде, испытывал такую полноту радости и горя, что здесь, в вашей, так называемой, жизни мне и подобия этому не найти. Да я не знаю, кажется, нет путей, которыми бы я не шел, и нет возможностей, которых бы я не осуществлял во сне. Так почему же я должен считать жизнью то бедное, скучное и связанное существование, которое вы все влачите. Это было бы просто не логично. Всего понемножечку с пятого на десятое я вам, пожалуй, расскажу, а в последовательности, в системе, как это делается в романах, не хватило бы времени ни у меня, ни у вас.

С чего бы начать? Да, вот совсем недавно попал я, дай Бог памяти, куда?.. В Сан-Франциско или во Франкфурт на Майне? Именно в Сан-Франциско, с Франкфуртом была другая история. Иду днем по улице (кстати небо в Сан-Франциско совершенно такое же летом, как в Петербурге), и вдруг обгоняет меня автомобиль с четырьмя неграми в белых костюмах. Славные такие смеющиеся рожи.

-- Эй вы, чернокожие, -- кричу им, -- возьмите меня с собой.

Едем вместе. Куда -- почему-то не говорят. Толпа на тротуарах все гуще, и на улицах, кроме нашего, множество автомобилей. Впереди большая плошать, вроде петербургского Марсова поля, а на площади громадное здание, не то театр, не то собор. Толпища несметная, почему-то все без шапок, и я свою снял. Да что такое? -- спрашиваю. Молчите, -- останавливают негры. Наконец, мы слезли с автомобиля, подвигаемся потихоньку с толпой, ближе, ближе к храму или театру, должно быть к храму, если все без шапок. Слышу шепот со всех сторон: "Мак-Муррей, Мак-Муррей". И вот попадаю в раскрытые двери, продвигаюсь, насколько могу, вперед и опускаюсь на колени в коленопреклоненной толпе. Посреди храма на возвышении стоит большая мраморная статуя женщины с чуть-чуть наклоненной головой и протянутыми руками, -- женщины неописуемой красоты, и я продолжаю слышать вокруг себя имя того же Мак-Муррея... Я спрашиваю своего соседа, в чем дело... "Вы иностранец? -- говорит он. -- Да это последнее чудо Мак-Муррея..." И я понимаю, что это действительно не скульптура, а настоящее чудо, перед которым нельзя не упасть ниц. Этой красоты, этого тела, этих протянутых рук мне не забыть никогда, как не забыть своего волнения и волнения людей, подходивших к храму искусства в Сан-Франциско, без шапок... Боже, доведется ли увидать еще какое-нибудь новое чудо Мак-Муррея, скоро ли попадешь в Сан-Франциско в другой раз?..