Жизнь во сне

Хотите, я расскажу вам о своей жене? Эта история несколько отличается от других, некоторой, как бы сказать, уступкой, что ли, в пользу этой вашей реальной жизни. Дело в том, что жену свою я в жизни немножко знал, давно это было, лет пятнадцать тому назад. Мы жили вместе недолго, месяца три. Потом она ушла, и я даже не слышал, где она теперь, жива или умерла. Для меня это не имеет никакого значения, так как я верю в нашу другую, окончательную встречу. Недели через две после того, как мы расстались с нею, ну, скажем, здесь в Петербурге, я вижу, что я проснулся где-то на юге в доме своих родителей, проснулся в странной тоске... Где-то по соседству тихонько, чтобы не обеспокоить меня, разговаривают мои старики, в комнате открыты окна, за окнами поют птицы и шумят деревья. Тоска моя неизъяснимо мучительна и в то же время приятна, и душа полна каких-то горячих невыплаканных слез. И вдруг я вспоминаю: "Боже мой, как же это случилось, что я попал сюда на далекий юг, не простившись со своею Маней. Почему я не успел с нею проститься, прижать ее к груди, всмотреться пристально в ее синие глаза, вдохнуть в себя ее сложный, родной, уютный, вкусненький запах, запах ее волос, ее нежной шеи, ее кашемировой кофточки с белыми кружевами. Как же это я расстался с нею надолго и теперь не знаю даже, где она, где мне найти ее?" Будто бы я встаю с кровати и обхожу всю квартиру и, окончательно убедившись, что я здесь один, без нее, склоняюсь опять на подушки и начинаю рыдать. Рыдать не от любви, не от горя, а вот именно оттого, что я не простился, не посмотрел хорошенько в последний раз, не запомнил последних слов, последней улыбки, и главное, вы понимаете, от непоправимости всего этого. Как же я мог не подумать об этом, расставаясь? И вот я почти задыхаюсь в сладостно-безумных слезах и чувствую, что кто-то положил мне на голову руку. Открываю глаза и вижу Маню в ее любимом открытом голубеньком платье, в котором она ходила еще невестой. Лицо у нее розовое-розовое, глаза блестящие, добрые, а над головою почему-то раскрытый голубенький зонтик. "Успокойся, ничего не случилось", -- говорит она и выводит меня за руку через все комнаты в сад... Мы идем по дорожке нежно прижавшись друг к другу, и я чувствую теплоту ее плеча. Какая радость, какая чистая, бесконечно целомудренная любовь. Родная, кровная и сладостно мучительная, как те же невыплаканные слезы. Идем долго, и я даже зажмуриваю глаза от ощущения блаженства. Потом я вижу, что мы уже не в саду, а на берегу какой-то реки, и Маня быстро идет впереди меня к крутому дугообразному мосту, странному скользкому мосту без перил. Я догоняю ее, чтобы помочь ей перейти, но Маня уже на середине моста, испуганно скользит у самого края ногами, оборачивается ко мне и кричит: "Да помоги же". В безумном ужасе я чувствую, что я никак и ни за что не успею помочь. И в ту же минуту она соскальзывает в самую середину реки и на моих глазах погружается в прозрачную воду, так странно, совсем стоя, в голубеньком платьице, с голубеньким зонтиком над головой, и медленно тонет, опускается ниже и ниже и кивает мне из-под зонтика головой. Да, только во сне можно узнать, что такое настоящее горе и почему это горе есть лучшее, самое радостное и самое светлое лицо любви. И вот пятнадцать лет мы встречаемся и расстаемся с моею Маней, и все крепнет и светлеет наша любовь. Это она моя неумирающая и не покидающая меня невеста-жена и ведет меня незаметно к другой еще более высокой любви ко всему миру, и ко всем людям, и ради нее я становлюсь то поэтом, то музыкантом, то изобретателем и вершу грандиозные дела.

Ах, года два тому назад я изобрел совершенно особый источник света, так вроде маленького блестящего орешка, обладающий совершенно неслыханным свойством освещать не освещая, делать видимым все окружающее ночью, как днем. Я даже запомнил название этого зеленоватого орешка -- кошачий глаз. Как, из чего я его сделал, мне не удалось запомнить, но свойством он обладает замечательным и частенько служит мне хорошую службу. Ночью вы идете темной улицей или дорогой и вдруг вспоминаете, что у вас в кармане -- кошачий глаз. Вы извлекаете его из кармана, и в то же мгновение ночь превращается в день, т. е. все предметы кажутся вам, и только одному вам, освещенными ярким дневным светом. Вы же сами остаетесь в темноте, да и все остальное фактически ничуть не изменяется под влиянием волшебного орешка. Понимаете, орешек этот дает вам внутреннюю способность представлять черное белым. Идут люди с орешками и без орешков, и только тем, у кого есть орешки, ночь кажется днем. Я даже помню, что цену удалось назначить за орешек совсем дешевую -- пять копеек. Вот радовался я, что облагодетельствую весь мир.