Жизнь волшебника

Элина некоторое время выжидающе смотрит на гостя. Потом встаёт и подтягивает кран, из

которого, как она теперь замечает, нудными каплями сыплется вода.

Жаль Серёгу, жаль. Он счастлив и горд своим редким целомудренным браком, он надышаться

не может на жену. А тут всё иначе. Не может чистота совмещаться с таким порочным блеском глаз,

с дрожанием пальцев, закручивающих кран.

– Ну, ничего, ничего, – говорит Элина, садясь за стол напротив, – я в детстве тоже в кого только

ни влюблялась…

– В детстве? Влюблялась? – иронично хмыкнув, отвечает Роман, словно легонько отвергая её

явно неравноценный ответ.

– Да, конечно, – соглашается она, – у тебя совсем другое…

– А мужчины у тебя были? – вдруг совершенно неожиданно, но совсем спокойно и по-свойски,

как Бог или совесть, спрашивает Роман, понимая, что сейчас она всё ещё находится в настроении,

созданном его историями.

– Ну что ты… только Сережа, – растерянно бормочет она и, столкнувшись с его насмешливым,

отчего-то всезнающим взглядом, вдруг виновато роняет, – хотя…

А вот теперь лучше снова отвернуться. В одном окне противоположного дома, в глубине

комнаты женщина, сидя на диване, кормит грудью ребёнка, в другом – семейство ужинает за

самоваром: надо же, городская, вроде бы, квартира, четвёртый этаж и – деревенский самовар!

Чего не бывает на свете!

Элине сейчас помешает даже взгляд. Ну, что может значить какое-нибудь единственное слово,

особенно вот такое простое, как «хотя», которое мы произносим без конца? Да ничего. Элина же

этим, повисшим в воздухе «хотя», влипла так, что теперь ей потребуется очень много прочих слов

для того, чтобы как-то выплыть на внезапно потерянный берег. Но полностью выплыть уже не

получится. И, в общем, на целомудренном семейном счастье Серёги можно поставить крест. Что

верно то верно: психология – вещь великая, как утверждает этот Костик – идиот.

– Теперь это, наверное, уже не считается, – как-то отстранённо и монотонно произносит Элина,

– был у меня один спортсмен… лыжник. Как раз перед Серёжей. Не он, так мы с Серёжей,

наверное бы, и не жили. На близость с Мишкой я решилась, потому что собиралась за него замуж.

Мои родители были как раз в отпуске, я пригласила его домой. А он в первое же наше утро будто

белены объелся. Решил, видно, что теперь я у него в руках, и заговорил со мной уже как с какой-то

сообщницей о том, как квартиру у моих родителей оттяпать и сколько денег с них стянуть.

Естественно, я его тут же и выставила. Обидно было до слёз. Вроде, взяла и ни за что ни про что

испортила себя. А как потом перед настоящим мужем предстать? Сделать, как моя подруга: в

первую ночь бритвочкой чиркнуть по ноге, чтобы кровь была? Но я решила иначе. Я поняла, что

если у меня сейчас же появится другой мужчина, тот, который действительно станет моим мужем,

то он ничего не поймёт. Он и для меня будет как первый. А ещё, конечно, мне хотелось тут же

вытеснить из памяти этого дурака. Так и появился Серёжа…

– Это было вечером? – уточняет Роман.

– Вечером…

– Вечером того же дня после занятий, – добавляет он, вспомнив взволнованную историю друга

о таком его романтическом знакомстве.

– Да, так оно и было. Видно, Серёжа тебе рассказывал…

Что ж, теперь время очередной паузы. Можно молчать и наблюдать, как нарастает её

внутренняя суета и беспокойство.

– Да уж, ловко ты его сделала, – отвернувшись, грустно произносит Роман. – Ты, наверное,

даже простыней не сменила… Не менять их было даже выгодно… Для яркости фактов, так

сказать…

Некоторое время они оба молчат. Роман поворачивается к Элине и сталкивается с её

красивыми, расширенными от страха глазами. Теперь она видит перед собой не какого-то

случайного мужчину с его пошлыми историями, а лучшего друга мужа, на сочувствие и понимание

которого не стоит и рассчитывать.

– Господи, – испуганно шепчет она, постукивая кулачком по своей гладко причёсанной головке,

– да ведь об этом никто-никто не знал…

– Не волнуйся, не проболтаюсь… Ладно, спасибо за невероятно вкусный чай… А то у меня

скоро общагу закроют.

– Подожди, – рассеянно просит она, пытаясь прийти в себя. – Посиди немного…

– Я ж говорю: Серёга ничего не узнает. У него и так бед хоть отбавляй.

65

Элина обиженно прикусывает губу: вот уже и она причислена к бедам мужа.

– Ну посиди, – усилием воли успокаивая себя, говорит она, – куда спешишь…

Роман садится. Говорить уже неинтересно. Элина зачем-то расспрашивает о детстве. Она что,

пытается взвесить их дружбу с Серёгой? Похоже, она просто мечется в поисках выхода из этой

глупой ситуации. И что же, интересно, изобретёт? Только бы уж скорее. Роман снова смотрит на

часы – идти недалеко, но и времени уже немало.

– Да ладно уж, – говорит Элина, поймав его взгляд, – я постелю тебе здесь, на кухне. Поговорим

ещё.

– Хорошо, – чуть подумав, соглашается Роман, – теперь уж проще у вас ночевать.

Он тут же выходит в комнату, освобождая кухню, и садится в кресло. Этот поворот даже

нравится ему. Вместо того, чтобы тащиться по морозу, можно уже сейчас взять и расслабиться,

вытянув ноги. В тайне Элины нет ничего особенного. Нечто похожее встречается на каждом шагу.