Жизнь взаймы: Рассказы врача-реаниматолога о людях, получивших второй шанс

— Ох, — только и могла произнести пациентка.

— У вас есть вопросы? — мягко спросила я.

Я думала, что она поинтересуется, что будет, если она не получит трансплантат, а если получит, то сможет ли перенести операцию и как изменится ее жизнь после пересадки. Она могла засомневаться, станет ли муж ухаживать за ней или будет злиться на ее болезнь, точнее, злиться на нее за то, что заболела. Возможно, она подумает о доме, о том, как его содержать, если мужу придется оставить работу. Она могла задуматься о том, стоит ли говорить детям, что происходит, или как попросить их бросить все и приехать в Бостон помогать матери. Потом, когда она начнет лучше разбираться в вопросе, ее может заинтересовать, не станет ли она зависимой от респиратора, не пожалеет ли о своем решении, если все закончится муками ИВЛ, не начнет ли злиться на судьбу. Думаю, что, хотя она хотела задать мне все эти вопросы, происходящее все еще казалось ей слишком нереальным. Она была в самом начале этого пути.

— Нет, спасибо, пока у меня нет вопросов.

Мы перешли к следующему этапу обследования. Я помогла пациентке сесть на стол для обследования. Она медленно расстегнула рубашку, чтобы я могла выслушать легкие. У нее была гладкая кожа, без следов от предыдущих операций. Я осмотрела ее руки, обратив внимание на то, что хронический недостаток кислорода привел к изменению формы ногтей и кончиков пальцев. Приподняв штанины, я посмотрела, нет ли отеков на голенях и стопах, а потом прощупала суставы рук и ног. После этого я села и записала результаты. В состоянии женщины не было ничего, что могло воспрепятствовать дальнейшему обследованию. Прямых противопоказаний при осмотре выявлено не было. Она не страдала ожирением, не употребляла наркотики или стероиды. Но она страдала неизлечимым заболеванием легких. Я объяснила, что ей надо найти трех человек — это будет ее группа поддержки — и вместе с ними прийти на часовую встречу с врачом, а затем ей придется переночевать в больнице, чтобы сдать все необходимые анализы. Пациентка сказала, что это не проблема.

На этом моя миссия была окончена. К этой части моей работы не сразу удастся привыкнуть. Я вышла из кабинета, чтобы ознакомить с историей болезни медсестру, которая будет сопровождать больную на всех этапах предоперационного обследования. Это была умная, веселая и добрая женщина, и я была уверена, что она понравится пациентке. Медсестра назначит последующие обследования. Вполне вероятно, что я больше никогда не увижу эту женщину. Моя роль заключалась в том, чтобы встретить ее здесь, в самом начале, и заложить основы, прежде чем направить ее в долгий путь в неизвестность.

Вскоре после этого приема в трансплантационной клинике в рамках ротационной программы я оказалась в реабилитационной больнице имени Сполдинга, в том самом учреждении для больных в хроническом критическом состоянии, где познакомилась с Чарли Аткинсоном. Больница имени Сполдинга пользуется меньшей популярностью, чем отделение интенсивной терапии, поэтому туда направляют лечащих врачей первого года, таких как я. Это превосходное место для начинающего автора, где можно набрать массу интересных сюжетов. Однако я подозревала, что врачу это место помогает лучше понять ограниченность прогнозов, увидеть, как иногда выглядит жизнь пациентов, которые не умерли, но и не обрели способность жить самостоятельно, застряв в промежуточном положении между жизнью и смертью.

Я привыкла ходить по палатам этой больницы в роли наблюдателя и писателя, поэтому было немного странно вернуться туда в качестве врача. Обстановка была знакомой, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Я распечатала список моих пациентов и начала утренний обход. На двери палаты первого пациента висел знак, предписывающий надеть маску, стерильную желтую спецодежду и бахилы, и я послушно облачилась в защитную форму. Я постучала — как выяснилось позже, стук в дверь выводил пациентку из себя, потому что она была на аппарате ИВЛ и при всем желании не могла ничего ответить, — и, не дождавшись реакции, вошла. Стены палаты были оклеены фотографиями, словно обоями. Пациентка, женщина двадцати с небольшим лет, сидела в кресле, одетая в шорты и футболку. Тонкие волосы были заплетены в две косички.

— Вы можете снять маску, — беззвучно произнесла она после того, как я представилась. Трахеостомическая трубка лишила ее голоса, но я с облегчением поняла, что могу читать ее речь по губам. — Если, конечно, у вас нет кашля или, ну, я не знаю, вы не собираетесь меня облизывать.

Я улыбнулась.

— Вроде не собираюсь.

Я приложила к ее груди фонендоскоп, послушала, как движется воздух в ее пораженных рубцами легких, и сказала, что сегодня ей стоит попытаться дышать самостоятельно — что она с переменным успехом делала каждый день во время сеансов физиотерапии, — но немного позже. Прежде чем выйти из палаты, я вычеркнула имя пациентки из списка. Мне предстояло осмотреть почти 30 человек. В этот первый день мне удалось лишь поверхностно познакомиться с каждым из них.