Жизнь взаймы у смерти

Юлия была уверена, что знает обо всех объектах наследования за Мартой: родовой замок, оставшиеся от огромной коллекции не самые ценные картины, перстень с печатью фон Эрбах и несколько голландских гобеленов из спальни матери Франца Гертруды Гаубе. «Марта наверняка завещала все Максимилиану, меня она терпеть не могла», – Юлия бросила взгляд на каминные часы – до визита Петера Шульца осталось двадцать минут.

Он был точен, как всегда. Живо передвигаясь на коротких ножках, приложился к ее руке и, повинуясь приглашающему жесту, опустился на стул. Губы растянулись в улыбке, но глаза остались холодными. «Рыба! Нет, жаба! Скользкая и противная», – брезгливо подумала Юлия, улыбнувшись в ответ.

– Петер, не буду утомлять вас долгим ожиданием, скажу прямо – я позвала вас для того, чтобы задать несколько вопросов.

– Я уже это понял, – склонил голову набок Шульц, еле заметно ухмыльнувшись. – Если вопросы касаются наследства Марты Эрбах, то могу лишь сказать, что завещания она не оставила. Впрочем, вы и сами могли об этом догадаться.

– Нет, вопросы наследования меня не интересуют, – она сделал вид, что совсем не удивлена, хотя отсутствие документа показалось странным. – Я сегодня разбирала бумаги мужа и нашла много любопытного.

– Что же именно? – насторожился Шульц, а Юлия удовлетворенно усмехнулась: как она и предполагала, он не мог не знать о наличии темных пятен в родословной Эрбахов.

– Я бы хотела дождаться Максимилиана, он вот-вот подъедет. А пока – пейте чай, Петер, – добавила она просто, уже с открытой насмешкой глядя на поверенного – тот заметно растерялся.

Максимилиан появился в гостиной стремительно, подошел к ней, прикоснулся губами к щеке и небрежно кивнул Шульцу.

– Макс, ты невежлив, – упрекнула она машинально.

– С Петером мы сегодня виделись, – парировал тот, делая глоток из чашки. – По какому поводу совет? Если вновь собираешься отговаривать от поездки, не трать время – решил, значит еду!

– Я уже поняла, что это бесполезно. У меня вопросы к Петеру, но твое присутствие необходимо.

– Я готов, – Макс поставил чашку и вышел из-за стола. – Нашла что-то интересное в бумагах отца?

– Да, – коротко ответила Юлия, направляясь к кабинету.

Она заранее разложила документы по порядку, чтобы не запутаться. Собственно, вопросов было всего три, но по ходу беседы, если она, конечно, не превратится в монолог из ее вопросов без ответов, могли возникнуть еще.

– Присаживайтесь к столу. Начну с родословной. Петер, что вам известно о матери Марты? Ее имя, например? – спросила она прямо.

– Скажем так, я кое-что о ней знаю. Предваряя ваши дальнейшие расспросы, скажу что именно. Во-первых, она, как вы заметили, не вписана в семейное древо. По той же причине, что и вы – была не признана отцом мужа. Во-вторых, не могу сказать, куда она делась после родов. Марта жила в приюте Штайнхёринга практически с рождения до момента, когда ее забрали к себе брат и сестра Зигфрид и Гертруда Гаубе. Допускаю, что мать Марты умерла родами. Это бы объяснило ее сиротство.

– Вы знаете, в каком именно приюте находилась Марта? – Юлия в упор смотрела на Шульца.

– Мама, зачем тебе эти подробности? Я пока ничего не понимаю, – сын смотрел на нее с удивлением.

– Почему вы молчите, Петер? Сейчас уже можно сказать, что отец Марты был убежденным нацистом, не правда ли? – проигнорировала она вопрос Макса. – И что именно за приют был открыт в Штайнхёринге? Да и еще во многих городах Германии и оккупированных странах Европы? Марта была ребенком чудовищного проекта Гитлера по выращиванию истинных арийцев, так?

– Вы хорошо осведомлены, Юлия, но весьма агрессивно настроены. Но позвольте спросить, с чего вы взяли, что рождение Марты имеет отношение к этому, как вы выразились, чудовищному проекту?

– Вот, пожалуйста, – Юлия положила перед ним найденное среди бумаг мужа свидетельство о рождении. – Читайте. Ингрид-Марта Миллер, двадцать первое апреля сорок второго года, Штайнхёринг. Лебенсборн. Это же дата рождения Марты Эрбах, так? Мать и отец – прочерк. Как такое могло быть? Я знаю, читала, в документах детей, рожденных в домах матери проекта «Лебенсборн», прочерк ставился в графе «Отец».

– Откуда это здесь?! Ваш свекор считал, что документ утерян!

– Подозреваю, его выкрал у него мой муж. С какой целью, не представляю. Так кем была мать Марты?

– Немкой, расовая чистота которой не была подтверждена документально. Ваш свекор очень сожалел об этом, утверждая, что любил ее. Именно по этой причине он не мог привести ее в замок, его отец никогда не принял бы этот брак. А в отличие от вашего мужа, ссориться с отцом он не стал.

– Как же Марта попала в их семью?

– Уже после смерти деда. Эрих-Эйнхард Эрбах удочерил собственную дочь. Но какое это имеет значение сейчас?

– Вы собираетесь узнать, кто убил Марту и почему? Я думаю, корни преступления именно в тайне ее рождения. Мне кажется, она поехала в Россию искать следы матери. Подозреваю, та была немкой, но рожденной в Советском Союзе. Поэтому Эрих не женился на ней.

– Ну, знаете… откуда такие мысли?