Жизнь взаймы у смерти

– Не юродствуй, Егор. Я много в последнее время на эту тему думаю. Фраза «без вины виноватые» меня настораживает. Почему так говорят? Возьми этот нацистский проект «Лебенсборн». Кажется, цель вполне даже благородная – повысить рождаемость. То есть женщина реализует себя как мать, а заботу о ребенке берет на себя государство. Так? Нет вины таких женщин? Кажется, что нет. Но если разобраться, она, переспав с нацистом, разве не понимает, что, родив, отдаст свое дитя на воспитание его потенциальным убийцей? Вырастая с ненавистью ко всем, в ком течет не чистая арийская кровь, он будет их уничтожать. В лучшем случае, использовать как рабов. Евреев, полукровок, русских! Тех, кого фашизм признает вторым сортом! Все она понимает, значит виновата. Вины нет, а виновата… Не знаю, смогу ли писать об этом. Я пока материалы в интернете подбирала, столько узнала о детях «Лебенсборна»! Многие живы и знают, как и кем были зачаты и рождены. Узнают об этом, будучи уже взрослыми людьми, чьими-то отцами, матерями, уже и дедами! И вся жизнь – с ног на голову! У нормальных людей (я не говорю о нынешних фашистах) отношение к Гитлеру однозначное – преступник! И все его деяния – преступления. Каково этим детям проекта узнать, что они рождены в угоду извращенному безумцу и его соратникам?

– Не думаю, что их потомки откажутся от отца или матери или будут их осуждать, узнав, что те родились в роддомах «Лебенсборна»!

– Не скажи. Известны факты самоубийств среди тех, кто узнал правду о своем рождении. И если бы в апреле сорок пятого архив «Лебенсборна» не был сожжен перед приходом американских войск, жертв суицида, я уверена, было бы многократно больше.

Марта Эрбах, похоже, не знала, что какое-то время жила в приюте. Интересно, как отец объяснял ей отсутствие фотографий ее матери и каких-либо документов? Он воспитывал ее с рождения один…

– Не совсем с рождения. После того, как они с ребенком и Оксаной Милашенко приехали к отцу в замок, а родители его фактически выгнали, Эрих отправил Оксану в работницы в семью отца Шульца. Ребенка, видимо, оставить у них побоялся, или те отказали – не суть важно. Тогда он каким-то образом устроил ее в приют «Лебенсборна», ведь ему нужно было возвращаться в Гродно к месту службы, шел сорок второй год! Вспомни письмо его другу Зигфриду Гаубе немногим позже, он просит забрать девочку к себе и стать крестным. Наверное, получил известие, что та в опасности. Сейчас мы можем только гадать о причинах.

– До сорок третьего года чистоту крови родителей проверяли особенно тщательно. А у Марты мать по документам вообще неизвестна. Программа по «онемечиванию славян» была запущена позже. С лета сорок третьего в проект стали забирать детей и с территории Советского Союза. До сих пор неизвестно точное число детей, увезенных на перевоспитание в приюты «Лебенсборна». В общем, Егор, не могу я писать об этом детективный роман, душа болит.

– Ну и не пиши… Давай-ка все-таки выпьем чаю, – переключил он внимание жены на действительность. – С плюшками, если есть!

– Как не быть! – Галина тут же поспешила на кухню…

* * *

– Мама, сейчас глубокая ночь, куда ты собираешься ехать? – Максимилиан пытался уговорить ее отдохнуть, она же рвалась увидеть старшего сына. И все задавала вопрос за вопросом: встречался ли он с Германом, узнал ли его, похож ли тот на нее? И что отвечать? Да, видел, но недолго и окровавленного. А потом приехала машина скорой помощи…

– Макс, я все равно не смогу заснуть. Неужели ты не знаешь номер его мобильного? Как же ты не спросил?!

– Он сменил номер. Прежний, что был у следователя, не отвечает.

– То есть вы Геру так и не нашли? Что ты мне голову морочишь! Ты ясно дал понять, что видел его! – она устало опустилась в кресло и закрыла глаза. – Возможно, ты прав, я тороплю события. Но понять-то ты меня должен!

– Я понимаю, мама, – он покосился на кровать: по его просьбе горничная застелила ее свежим бельем. Еще одна стопка лежала на диване в гостиной. Он отказался бронировать отдельный номер для матери не из экономии – побоялся оставить ее без присмотра…

Когда она позвонила из аэропорта Франкфурта и сообщила, что прилетает в четыре тридцать утра, он кинулся было звонить Беркутову. Вовремя бросил взгляд на часы – тот уже наверняка спит.

Макс решил немного отдохнуть, заказав такси до аэропорта. Но сон не шел, перед ним постоянно возникало лицо Германа, вновь подступал холодящий ужас, на глаза наворачивались слезы. Больше всего он боялся, что тот не выживет. Что тогда будет с мамой?