Жизнь взаймы

— Я не собиралась так долго пробыть в Венеции, — сказала она, — я поехала туда на несколько дней.

— Почему же ты пробыла дольше?

— Я была нездорова.

— Что с тобой было?

Лилиан помедлила секунду.

— Я простудилась.

Она видела, что Клерфэ не верит ей. Это привело Лилиан в восторг. Он ей не поверил — и кровотечение показалось вдруг Лилиан чем-то почти невероятным; может быть, оно и впрямь не было таким уж серьезным? Лилиан почувствовала себя так, словно она была толстухой, которая сбросила сразу десять кило.

Она прижалась к нему. Клерфэ крепко обнял ее.

— Когда ты опять уйдешь? — спросил он.

— Я не ухожу, Клерфэ. Просто иногда меня нет.

С реки донесся гудок буксира. На палубе молодая женщина развешивала разноцветное белье, веревка была протянута между рубкой рулевого и камбузом. У дверей камбуза девочка играла с овчаркой. Хозяин буксира в одной рубашке стоял у рулевого колеса и что-то насвистывал.

— Смотри, — сказала Лилиан. — Когда я вижу такие картины, мне становится завидно. Семейное счастье. Именно этого хотел Бог.

— Если бы такое счастье было у тебя, ты бы тайком улизнула на первой же стоянке.

— Это не мешает мне завидовать им. Не пойти ли нам за «Джузеппе»?

Клерфэ осторожно поднял Лилиан.

— Я не хочу идти за «Джузеппе» и не хочу ехать в Булонский лес. Мы успеем сделать это вечером.

* * *

— Словом, ты решил запереть меня, — смеясь, сказала Лилиан.

Клерфэ не смеялся.

— Нет, я не собирался тебя запереть. Я хочу жениться на тебе.

— Зачем?

Не вставая с кровати, Лилиан подняла бутылку с розовым вином и посмотрела сквозь нее на свет. Окно показалось ей багрово-красным, словно залитым кровью. Клерфэ забрал у нее бутылку.

— Чтобы в один прекрасный день ты не исчезла опять совершенно бесследно.

— Но я ведь оставила в отеле «Риц» свои чемоданы. Ты думаешь, что женитьба привязывает женщину больше, чем наряды, и что она скорее вернется?

— Я хочу жениться не для того, чтобы ты возвращалась, а чтобы ты была всегда со мной. Впрочем, давай посмотрим на это с другой стороны. У тебя осталось мало денег. От меня ты ничего не хочешь брать.

— Но у тебя у самого их нет, Клерфэ.

— Я сохранил свою долю от двух гонок. Кроме того, кое-что у меня было и кое-что я еще заработаю. На этот год нам хватит с лихвой.

— Хорошо, тогда подождем до будущего года.

— Зачем ждать?

— Ты убедишься, что это чепуха. На какие деньги ты будешь покупать мне в будущем году платья и туфли? Ты ведь сам говорил, что твой контракт истекает в конце года.

— Наша фирма предложила мне представительство.

Подняв ногу, Лилиан критически разглядывала ее. «Скоро она уже станет слишком худой», — подумала Лилиан.

— Ты хочешь продавать машины? — спросила она. — Не представляю тебя в этой роли.

— Я тоже, но я многого не представлял себе, а потом прекрасно все делал. К примеру, я не представлял, что захочу жениться на тебе.

— Значит, ты хочешь все сразу? В один прекрасный день стать почтенным торговцем и примерным семьянином?

— Ты говоришь об этом как о мировой катастрофе.

Лилиан выскользнула из постели и взяла халат.

— Где же ты будешь торговать автомобилями?

Клерфэ помедлил секунду.

— В округе Тулуза скоро откроется вакансия.

— Боже мой! — сказала Лилиан. — Когда?

— Через несколько месяцев. Осенью. Самое позднее — в конце года.

Лилиан стала причесываться.

— Скоро я буду слишком стар, чтобы брать призы на гонках, — сказал Клерфэ за ее спиной, лежа в постели. — Я ведь не Нуволари и не Караччола. Наверное, я мог бы поступить куда-нибудь тренером; но тогда мне опять пришлось бы переезжать с места на место, как нашему толстяку Чезаре. С тех пор как гонки начали устраивать в Африке и в Южной Америке, он даже зимой не видит жену. Нет, с меня хватит. Я хочу изменить свою жизнь.

«Почему все они обязательно хотят изменить жизнь? — думала Лилиан. — Почему они стремятся изменить то, что помогло им некогда произвести впечатление на любимую женщину? Неужели им не приходит в голову, что они могут потерять эту женщину? Даже Марио — и тот в последний момент захотел отказаться от профессии «жиголо» и начать со мной новую, добропорядочную жизнь. А теперь вот Клерфэ, который думает, что любит меня (да и я любила его, потому что мне казалось, что у него, как и у меня, нет будущего), хочет все переменить и еще считает, что я должна радоваться».