Жизнь за океаном

Мало-помалу слава о докторе Таннере пронеслась не только по всей Америке, но и по Европе, возбуждая повсюду интерес, споры, недоумения. Изо дня в день газеты печатали подробнейшие отчеты обо всех движениях и состояниях постника, и публика читала их нарасхват, как во времена наиболее важных политических событий. Интерес, естественно, возрастал по мере приближения поста к концу, и последние дни его были днями какой-то лихорадочной агонии. Зала просто осаждалась посетителями, и входная плата в последиe дни давала ежедневного сбора по тысяче долларов. Наверное, самая блистательная практика не дала бы доктору такого завидного дохода! А популярность, которою так дорожат американцы, возросла до такой степени, что, несомненно, составляла предмет зависти для наиболее видных политиканов. Ежедневно дамы из высших кругов заваливали постника букетами, по улицам при его обычной прогулке народ встречал его восторженным «ура», а небесно-окие леди украшали его коляску «розами и лилиями» своей ободряющей симпатии. Письма к нему ежедневно увеличивались в количестве, так что постник, наконец, не в силах был сам справляться с ними и при чтении их пользовался услугами окружавшего его легиона врачей и репортеров. Пари об успехе его подвига объявлены были во множестве и на десятки тысяч долларов. Заинтересованные в пари лица постоянно поддерживали его словами одобрения, обещая поделиться выигрышем в случае успеха. Спекулянты набросились на постника со своими услугами, стараясь воспользоваться его популярностью для своих целей и окружили его невиданным комфортом. Стены залы запестрили вывесками, гласящими: «Великолепное пианино, услаждающее слух постящегося доктора, доставлено фирмой Брука», находящейся там-то; «Лучший в мире пружинный тюфяк, на котором постящийся доктор находит сладостный покой, приготовлен» там-то; «Самое любимое чудесным постником качальное кресло доставлено» такою-то фирмой и т. д. Мальчуганы по улицам разносили целые кипы фотографических карточек, представляющих доктора в разных фазисах его поста, а издательские фирмы заранее извещали о приготовляемых ими «историях» поста. Одним словом, знаменитый постник сделался центром, вокруг которого лихорадочно задвигался хаос разнородных интересов – научных, любознательных, денежных и даже сердечных. Одна леди прислала ему нежно-любовное письмо, в котором чарующими словами любящей женщины ободряла его в тяжелом подвиге и в награду за успех предлагала ему свою руку и свое сердце. Различные собрания засыпали его приглашениями читать лекции по сотням долларов за вечер и т. д. и т. далее.

Среди этого кружащего вихря разных интересов как смертная тень томился сам несчастный постник, измеряя отуманенным взглядом дни и часы ужасного подвига. Эксперимент этот по внешности физиологический; но едва ли не более интересен в нем психологический элемент. В самом деле, обречь себя на целых сорок дней самой скучной и бессодержательной жизни, при постоянных час от часу усиливающихся физических страданиях, при альтернативе смерти или всеобщего посрамления и осмеяния, несомненно ждавших его в случае неудачности опыта – значило совершить грандиозный подвиг, решиться на который, а тем более довести до конца, можно было только человеку с необыкновенною силой воли. Американцы чрезвычайно высоко ценят всякую силу, будь она физическая или психическая, и теперь просто благоговели пред проявленной доктором силой воли, и многочисленные овации ему вызывались главным образом этой стороной опыта. Как овации, так и страдания доктора возрастали по мере приближения поста к концу. Последние три дня были почти роковыми для доктора, и врачи настойчиво требовали прервать пост; но постящийся доктор настоял на своем – и закончил его с торжеством в 12 часов в субботу 7-го августа.