Несмотря на близость Берлина к русской земле, русская колония в нем очень незначительна, и состоит только из случайных перелетных птиц, которые весною тянутся на воды, а осенью с вод, и при этом Берлин делают своим главным становищем для роздыха. Раз только немецкая столица почуяла в себе действительно русский дух – в его истой самобытности.
Как ни хитер немец, а все-таки он не может так хорошо валять войлока, как это делают наши ярославцы, и вот однажды спекулянт-еврей надумал сделать этим хороший гешефт. Он основал в Берлине русскую войлочную фабрику и выписал для нее настоящих русских ярославских мужиков, которые и отправились в количестве двадцати человек в сердце немечины. Они принесли с собой истовую русскую культуру, какой еще и не видывали немцы. Носили они бороды широкие и полушубки дубленые, рубахи на них были красные и сапоги дегтем мазаные. По воскресным дням они всей партией являлись в русскую церковь, а после обеда гурьбой выходили «под липы», занимая всю широкую панель и заставляя сторониться всех гуляющих немцев, которые изумленно глазели на «варварских руссов». Чтобы внести в немечину всю полноту русской культуры, ярославичи выписали себе с родины бабу, которая стала им варить родные щи и завела все русское хозяйство, со всеми его необходимыми атрибутами и даже тараканами. Так счастливо водворилась было русская культура в самом сердце немечины. Но, увы, – прискорбно сказать, что мало-помалу она стала подчиняться немецкой культуре. По исконному прадедовскому обычаю, ярославичи спят вповалку на нарах и мясо едят только по праздникам. В подражание этому, еврей-спекулянт также и в Берлине устроил для них нары и мясом кормил по-русски. Сначала ярославичам и на ум не приходило, что тут что-то неладно. Но потом, обживись и заметив, что немцы спят на отдельных кроватях и мясной пищи едят вдоволь, смекнули, что у них «порядки-то законные», и потому не долго думая отправили в русское посольство ходатаев с жалобой на жида, что он держит их не «по-немецкому». Так противная немечина возобладала даже над представителями истой русской культуры. Но зато последняя чуть дорого не отплатила немцам за их культурную победу. Раз ярославичи пошли в окрестный лесок грибков посбирать, и напали на славную удачу, набрали большой кузов, и баба посолила их. На другой день у них был велик праздник-разгул: засели ярославичи во весел кружок, поставили ведерцо зелена-вина, пили ковшик-чару великую, грибками во сладость закусиваючи, родную землю вспоминаючи и веселы песни распеваючи. Но – баба ли не так посолила, ал и уж немецкий гриб таков, только на другой день все ярославичи легли во лоск, и приключилась им лиха беда – хворобь несчастная. По Берлину пронеслась роковая весть, что русская колония охвачена холерой; печать забила тревогу, санитарные комитеты пришли в движение и живо поставлены были крепкие карантины вокруг жилья-бытья наших ярославичей. Но знамо дело – немец трус. Холеры ничуть не бывало, а так себе занемоглось немножко, и скоро ярославичи оправились, и войлочек по-прежнему поваливали, душевно гриб немецкий проклинаючи. Скоро, однако же, ярославичам душно стало в немечине, заползла в их грудь могучую грусть-кручинушка тяжелая, и бросили они жида-антихриста с его выдумкой проклятою, и отправились на родину-отчизнушку, во ту ли землю ярославскую – к своим женкам, детушкам родимым. Некоторые из них, однако же, настолько поддались немецкому влиянию, что остались в немечине и по прекращении войлочного производства, и в настоящее время представляют собой интересный тип русского человека, заеденного немецкой культурой. В жизни этой простонародной русской колонии было много других интересных явлений. В ней интереснейшим образом столкнулась непосредственная русская культура с немецкой, и более подробное наблюдение над этим столкновением несомненно дало бы массу интересных фактов, могущих иметь более чем курьезное значение.