Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

«Как русскому, мне свято каждое усилие солдата вырвать кусок вражьей земли, но как человек искусства, я должен думать, что, может быть, вся война выдумана только для того, чтоб кто-нибудь написал одно хорошее стихотворение». В статье «Штатская шрапнель. Вравшим кистью» Владимир Маяковский писал: «А ну-ка возьмите вашу самую гордящуюся идею, самую любимую идею вас, ваших Верещагиных, Толстых — не убивай человека, — выйдите с ней на улицу к сегодняшней России, и толпа, великолепная толпа, о камни мостовой истреплет ваши седые бородёнки» (Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: в 13 т. М., 1955. Т. 1. С. 309.).

По его словам, война стала временем, «когда плеяда молодых русских художников — Гончарова, Бур люк, Ларионов, Машков, Лентулов и др. — уже начала воскрешать настоящую русскую живопись, простую красоту дуг, вывесок, древнюю русскую иконопись, безвестных художников, равную и Леонардо и Рафаэлю». Лубок отразил и некоторые поиски новых художественных средств, соответствующих времени, среди которых прежде всего можно выделить лаконизм и выразительность. «Мы должны острить слова, — писал в эти дни Маяковский. — Мы должны требовать речь, экономно и точно представляющую каждое движение. Хотим, чтоб слово в речи то разрывалось, как фугас, то ныло бы, как боль раны, то грохотало б радостно, как победное ура» [1.134].

Немного позднее поэт перешёл в издательство «Парус», созданное Максимом Горьким, которое в революционно-патриотическом экстазе массовыми тиражами выпускало пропагандистские плакаты типа «Царствование Николая последнего», «Кого солдат защищал раньше…» и лубочные открытки, снабженные афористичными подписями типа:

Жгут дома, напёрли копоть,
а самим-то неча лопать…

(это о немецких солдатах, естественно. — Авт.).

Неужели немец рыжий
Будет барином в Париже?
Нет уж, братцы, — клином клин,
Он в Париж, а мы в Берлин…

У Вильгельма Гогенцоллерна

Размалюем рожу колерно.
Наша пика — та же кисть.
Если смажем — ну-ка счисть.

В этих стилизованных под фольклор строчках Владимира Маяковского выразилась традиционная всеобщая уверенность первых месяцев войны в непременной и, что существенно важнее, скорой победе, известная ещё как «к Рождеству управимся!» В статье «Будетляне» поэт писал: «Ещё месяц, год, два ли, но верю: немцы будут растерянно глядеть, как русские флаги полощутся на небе в Берлине, а турецкий султан дождётся дня, когда за жалобно померкшими полумесяцами русский щит заблестит над вратами Константинополя».

В архивах сохранилась бухгалтерская выписка о том, что за каждый лубочный эскиз Владимир Владимирович получал от издателя З. И. Гржебина, который сам когда-то был популярным художником-карикатуристом, по 250 рублей, за рисунок с текстом — 350. За июль 1917 года им получено от издательства 775 рублей. Деньги не весть какие — путиловский рабочий получал в два раза больше, а в Петербурге уже действовала карточная система на основные виды продовольствия, так что особо не разгуляешься.

В числе тысяч заявлений с просьбой о направлении в действующую армию было и его. По данным полиции, в первые дни войны на призывные пункты по всей стране явились 96 % (!) подлежащих обязательному призыву мужчин. Однако 12 ноября 1914 года в столичную призывную комиссию поступает справка Петроградского Охранного отделения о политической неблагонадежности Владимира Маяковского, где упоминаются его предыдущие аресты и содержание в тюрьме по политической статье[53].

В призыве Маяковскому отказано по причине неблагонадёжности, Пастернаку — из-за состояния здоровья (у него плохо срослась нога после старой травмы), Давиду Бурлюку — по той же причине, но тот, несмотря на инвалидность, настаивал на его отправке на передовую.

Однако огромные людские потери на фронте, понесённые в первый военный год (по сведениям из разных источников, действующая армия потеряла убитыми, ранеными и попавшими в плен около 1 350 000 солдат и офицеров), довольно скоро заставили военные власти пересмотреть принципы призывной политики — теперь уже под ружьё пытались поставить всех. В мобилизационных планах стоит задача увеличить численность армии и флота до 6,5–7 миллионов человек.