До 1 июля 1903 года оперативная съёмка производилась исключительно в павильонах Сыскной полиции, т. е. фотографировались только преступники, «число которых каждый год доходило от 700 до 800, и никаких других работ не делалось». Только в результате проведённой реформы полицейская картотека была пополнена фотоматериалами, которые были связаны с местами совершения преступлений. Довольно скоро в картотеке «охранки» было более 20 000 персональных досье, в том числе там появилась регистрационная карточка Московского охранного отделения № 0-Ш — 08–3037 на Маяковского В. В., 1893 года рождения.
По филёрским рапортам, боевик Владимир Маяковский оказался связан с Евно Азефом — легендарным двойным агентом и фигурантом сотен секретных донесений, который на протяжении 16 лет верой и правдой служил режиму, состоя на оперативной связи с начальником Петербургского Охранного отделения полковником А. В. Герасимовым
Как впоследствии написал о нём Л. Д. Троцкий:
Евно Азеф. Фото из агентурной картотеки полицейского департамента
Когда 5 марта 1917 года Временным правительством «для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц» была организована Чрезвычайная Следственная Комиссия (ЧСК) во главе с адвокатом Н. К. Муравьёвым, то особое внимание при проведении допросов её члены, в большинстве своём сами адвокаты, обращали внимание на организацию работы именно с нелегальной агентурой. Как стало известно ЧСК из документов Департамента полиции, наиболее подходящими для привлечения к нелегальной работе считались арестованные по политическим делам, слабохарактерные, разочарованные или обиженные партией, а также нуждающиеся материально, бежавшие из места ссылки, ранее подвергавшиеся преследованиям и т. д. Вместе с тем вербовка революционеров царской охранкой была вынужденной и рискованной мерой. На ненадёжность, порочность и аморальность «нелегалов» справедливо указывал начальник императорской дворцовой охраны полковник А. И. Спиридович[31]
: «Слишком развращающе действовала подпольная революционная среда на своих членов своею беспринципностью, бездельем, болтовнёю и узкопартийностью, чтобы из неё мог выйти порядочный чиновник. Он являлся или скверным работником, или предателем интересов государства во имя партийности и революции. Были, конечно, исключения, но они являлись именно исключениями».Кроме того, пополнение агентурной сети тайной полиции за счёт членов революционного подполья неизбежно приводило к появлению «двойных» агентов, работавших одновременно и на полицию, и на антиправительственные организации. По итогам проведённого расследования комиссия поставила вопрос о том, что если в партии эсеров, признанной преступной, в течение длительного времени действовали двойные агенты, то не является ли с этой точки зрения антигосударственной деятельность самой системы «тайных осведомителей». Однако директор Департамента полиции М. И. Трусевич[32]
в ходе своего допроса ЧСК, не вдаваясь в расшифровку этой коллизии, резонно парировал: «…департаменту полиции нужно было либо отказаться от борьбы с террором, либо остаться при тех средствах, которые были выработаны практикой в течение многих лет». Тогда председатель следственной комиссии Н. К. Муравьёв попытался образно и саркастически конкретизировать эту «практику» Департамента полиции: «Т. е. оставаться при Азефах больших и маленьких? Так что, по вашему мнению, в настоящий момент нет государства, которое не имело бы на своей службе Азефов и не совершало убийств очень высоких должностных лиц при участии, содействии или, по крайней мере, с ведома своего агента, получающего за это деньги?»Разгром полицейского архива архива в Петербурге в период Февральской революции, 1917 г.