Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

В отличие от первого, второе самоубийство поразило писателя своей обыкновенностью: в небольшой заметке журналист столичной газеты «Новое время» 3 октября 1876 года описывал случившуюся трагедию: «В двенадцатом часу дня, 30-го сентября, из окна мансарды шестиэтажного дома Овсянникова, № 20, по Галерной улице, выбросилась приехавшая из Москвы швея Марья Борисова… Не имея здесь никаких родственников, занималась подённою работою и последнее время часто жаловалась на то, что труд её скудно оплачивается, а средства, привезённые из Москвы, выходят, поэтому устрашилась за будущее. 30 сентября она жаловалась на головную боль, потом села пить чай с калачом, в это время хозяйка пошла на рынок и едва успела спуститься с лестницы, как на двор полетели обломки стёкол, затем упала и сама Борисова. Жильцы противоположного флигеля видели, как Борисова разбила два стекла в раме и ногами вперёд вылезла на крышу, перекрестилась и с образом в руках бросилась вниз. Образ этот был лик Божией Матери — благословение её родителей. Борисова была поднята в бесчувственном состоянии и отправлена в больницу, где через несколько минут умерла».

Фёдор Михайлович написал в очерке: «Для иного наблюдателя все явления жизни проходят в самой трогательной простоте и до того понятны, что и думать не о чем, смотреть даже не на что и не стоит. Другого же наблюдателя те же самые явления до того иной раз озаботят, что (случается, даже и нередко) — не в силах, наконец, их обобщить и упростить, вытянуть в прямую линию и на том успокоиться, — он прибегает к другого рода прощению и просто сажает себе пулю в лоб, чтоб погасить свой измученный ум вместе со всеми вопросами разом. Это только две противоположности, но между ними помещается весь наличный смысл человеческий» [1. 74].

Известная писательница и педагог Людмила Христофоровна Симонова-Хохрякова[72], много занимавшаяся причинами самоубийств среди женщин, утверждала, что Фёдор Достоевский был чуть ли не единственным человеком, который обратил внимание на многочисленные факты суицидов, которые исследовались им прежде всего как общественное явление. Кроме того, сам писатель был категорически против однозначного отнесения самоубийц к душевнобольным: «При каждом новом факте (Достоевский) говаривал: „Опять новая жертва, и опять судебная медицина решила, что это сумасшедший! Никак ведь они (то есть медики) не могут догадаться, что человек способен решиться на самоубийство и в здравом рассудке от каких-нибудь неудач, просто с отчаяния, а в наше время и от прямолинейности взгляда на жизнь. Тут реализм причиной, а не сумасшествие“» [1. 231]. Постараемся запомнить последнюю фразу из этой цитаты.