Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Особенно много агрессивной шпаны было на Петроградской стороне и в окрестностях Лиговского проспекта. На Лиговке сутенёры в обязательных шапках-финках, с самопальными ножами в карманах назойливо предлагали прохожим «марух»; в чайной «Смычка города с деревней» (была и такая) собирались наркоманы; в пивной на Пушкинской улице, возле памятника поэту, нарезали круги лихие «пушкинские пацаны». Дошло до того, что «братва», обитавшая в Таврическом саду, ранила ножом и ограбила ответственного работника городской администрации — члена комиссии по борьбе с хулиганством.

В 1924 году председатель Ленинградского губернского суда Ф. М. Нахимсон признавал, что «главные кадры хулиганов состоят из зелёной молодёжи, частью даже членов РКСМ. Надо увлечь и привлечь эту зелёную молодёжь той или иной работой: кружками, экскурсиями, даже танцами (всё же лучше, чем хулиганство), одним словом — придумать для них разумные развлечения». Суды, при постановке обвинительного приговора, всякий раз учитывали их пролетарское происхождение. На одном из судебных заседаний выступавший в качестве обвинителя прокурор позволил себе дефиницию, когда говорил: «Наказание должно быть очень суровым, но условным».

При этом в Уголовном кодексе РСФСР 1922 года ещё сохранялся принцип, согласно которому уголовное наказание социально близких советской власти людей априори предусматривалось более мягким. Большевики длительное время полагали, что социальной опасности у хулиганства нет, поэтому сначала такие проступки относились к административным правонарушениям, затем к преступлениям небольшой тяжести, максимальная ответственность за которые предусматривалась в виде лишения свободы до двух лет. Время от времени милиция совместно с войсками ОГПУ совершает облавы, но они не приносят видимого результата. Жалобы на бесчинства носят единичный характер, жители рабочих районов резонно опасались мести и круговой поруки уголовников. По сведениям из милицейского протокола, известного на Васильевском острове дебошира Витю Плаксина укрывали от милиции сами потерпевшие от его выходок.

Растут болезни
и злоба,
и лезвие финки
от крови рыжо́…

(Маяковский В. В. Беспризорщина)

Учитывая активный интерес ОГПУ к медицинским экспериментам, благо, что для этого имелась практически неисчерпаемая экспериментальная база в качестве тысяч заключённых, всерьёз обсуждается предложение одного из врачей тюремной больницы Соколова, который выступил на заседании хирургического общества с докладом, утверждая, что хулиганство прежде всего является болезнью. Он рекомендовал коллегам в качестве эффективного метода её лечения хирургическое вмешательство — трепанацию черепа больного. «Многие заключённые хулиганы после трепанации изменили своё поведение. Один из них до операции не выходил за свои проделки из карцера. После трепанации, сделанной по поводу его болезни, характер его изменился и он принял активное участие в культурно-просветительской работе, организовал музыкальный кружок». Судя по докладу, он уже проводил такие экспериментальные операции на заключённых и вполне был доволен их результатом. Принимая во внимание, что эффективной мерой в борьбе с уличной преступностью считалась административная высылка, в обществе всерьёз обсуждался вариант переселения осуждённых за хулиганство граждан на остров Кильдин в Кольском заливе.

«Красная газета» опубликовала письмо, пришедшее с этого острова в редакцию: «Житель о. Кильдина Кустов пишет, что Кильдин — центр рыбного промысла населения Мурманского побережья. Там есть и постоянное население — около 100 человек. Остров — заповедник белых и голубых песцов, с уникальными природными условиями. Люди там живут только надеждой на будущее, „потому что настоящего у нас нет“, не надо на Кильдин хулиганов!». Ленинградское бюро краеведения предлагало альтернативу в виде островов Конд и Мег в Белом море, там находились старые монашеские скиты, ну а мнением монахов по этому поводу можно было пренебречь.