Вообще, часы на руках зека в «Крестах» являлись не только прибором для определения текущего времени, но и показателем крутизны. В камере Тимура до прихода его адвоката часы носил только Сева. Кантемиров перевёл взгляд в глаза хозяина камеры и сказал:
— Доброй ночи. Я свои «Сейко» у адвоката оставил.
— И тебе не хворать, Студент. У меня швейцарские. Чай будешь?
Тимур при входе успел заметить на холодильнике металлическую банку бразильского растворимого кофе и решил быть честным с самого начала.
— Я бы с удовольствием кофе попил.
Затем решил идти в честности до конца и покусился на святое:
— Чай уже надоел.
Хозяин камеры усмехнулся:
— Посуда на холодильнике, сделай себе сам. Чайник вскипел.
Гость встал, открыл банку, с удовольствием вздохнул аромат подзабытого кофе и насыпал в отдельную большую кружку. Положил два куска сахара, добавил кипятка, размешал, аккуратно глотнул за столиком и произнёс:
— Хорошо-то как… Прямо от души.
Мужчина переглянулся с Захаром и представился:
— Меня зовут Гамлѐт. Не Га̀млет, а Гамлѐт. Понял?
— Отчего же не понять, — ответил Студент и глотнул ещё кофе. — Да и не похож ты на принца Датского.
— Это ещё почему?
— Принц вечно сомневался — «Быть или не быть?», а в тебе нет никаких сомнений.
Гамлѐт повернулся к Захару:
— Вот видишь, как приятно говорить с грамотным человеком. А ты вечно путаешь.
— Как скажешь, Гамлѐт. Пойду я, поздно уже.
Тимур оторвался от кофе и посмотрел на тамбовского бригадира.
— Захар, у меня просьба.
Хозяин камеры с удивлением взглянул на Кантемирова. Только зашёл, а уже просьбы? Тимур объяснил:
— Я в Кресты заехал вместе с пареньком из Тамбова. Зовут Черныш, Алексей Чернышев, восемнадцать лет. — Тимур посмотрел на Захара. — Он тебя хорошо знает. Взял бы его к себе ближе?
— Хорошо, сделаю. — Тамбовский бригадир подал руку на прощанье.
Гость с хозяином камеры остались одни. Кантемиров впервые в жизни видел вора в законе. Да и не только видел, а сидел с ним за одним столом в особой камере следственного изолятора «Кресты». Авторитет поставил чашку на стол и начал разговор.
— Студент, сейчас ответишь мне на первый вопрос. И от твоего ответа пойдет вся наша дальнейшая беседа.
Тимур кивнул и поставил кружку. Гамлѐт в упор посмотрел на молодого арестанта.
— Мы знаем, что ты полгода сидел без работы. Почему после пожарной части из системы МВД ты не пошёл работать в милицию или прокуратуру? Ты же университет закончил?
Кантемиров понял — все каверзные вопросы в камере за последние дни задавались по приказу главного вора. Что они успели узнать и чего им от него надо?
Молодой человек тяжело вздохнул и начал собираться с мыслями.
— Гамлѐт, я бы хотел, чтобы мой ответ остался только между нами.
И тут солидный вор в законе, сидя на шконке, немного ссутулился и произнёс голосом Армена Джигарханяна:
— «Есть у нас сомнение, что ты, мил человек, стукачок», — затем он откинулся назад и сказал нормально: — Говори. Базар между нами.
Тимур ответил с улыбкой:
— «Ну, был бы я ихний стукач… Да сюда бы приехало пару взводиков с автоматами, и покрошили бы тебя в мелкий винегрет… Лучше режь меня здесь…»
— А если серьёзно?
Выпускник юридического факультета вздохнул и начал подробный ответ:
— Перед защитой диплома я проходил практику в следственном отделе, в Приморском районе. Это на улице Омской, дом 5. Ничего особенного — целый месяц с запросами от следователей бегал по различным конторам, да научился на машинке печатать. Там мне и предложили идти в следствие, — Тимур посмотрел на собеседника, тот кивнул. Кантемиров продолжил: — Когда пожарную часть закрыли, я написал заявление в следователи и прошёл медкомиссию. Потом три месяца ждал, пока моё личное дело из управления пожарной охраны перевезут к ментам. Одна система, один город — а ждать пришлось целых три месяца…
— Бардак в стране, — согласился вор и глотнул чая.
Тимур сделал приличный глоток кофе и оставил кружку в руках.
— Я постоянно звонил в отдел кадров, мне телефон оставили. А потом мне сообщили, что моё личное дело не прошло проверку. Отказ.
— Почему?
— Отдел кадров не докладывает. Не прошло — и всё.
Тимур сделал задумчивый вид и поставил пустую кружку на столик.
— Я могу только предположить, что мне отказали из-за секретных записок госбезопасности в моём личном деле. Под конец службы прапорщиком в Германии я плотно валютой занимался, покупал дойчмарки в Восточном Берлине и продавал арабам с вьетнамцами в Лейпциге. А сам служил в Дрездене, там меня и вели по 88 статье особисты полка и сотрудники КГБ.
— Студент, да ты у нас валютчик оказался. Мне Сева что-то говорил. Так и не взяли тебя по валюте?
— Один директор Дома советско-германской дружбы предупредил. Майор КГБ. Мастер спорта по самбо, я с ним в один спортзал ходил.
— Вербанул тебя? — Гамлѐт вопросительно взглянул на Тимура. — А ты сейчас, мил человек, на ФСБ не стучишь?
— Нет. — Кантемиров сжал челюсть и перевёл взгляд на вора. — Не стучу. Я потом с этим комитетчиком случайно встретился в Ленинграде, в главном корпусе университета.
— Неужели? Интересно… Поговорили?