Рай – пространство, видимое и невидимое. И Ад – пространство, видимое и невидимое.
Всё видимое люди обычно называют этим светом, Землёй. Всё невидимое люди обычно называют тем светом, Небом.
И это следующее, второстепенное – для духовных существ – деление Мира.
–– Почему не напишут об этом в Букваре?!..
Ангелы – всегда в Раю: только либо на этом свете, либо на том. Бесы – всегда в Аду…
И это – третьестепенное соображение для людей.
В этом Гармония мира.
"В глубине души"? – Только у одного она вверх, а у другого – вниз.
–– Человек это то, что у него вызывает восторг!
Кто бы что бы ни делал: один – от любви, другой – от злости.
"Она от злости сварила не суп, а кашу… Ему от любви поступить бы в педагогический, а не на юридический…"
Ведь это – реальность! Повседневная и насущная.
–– Цивилизованно умолченная!
Уж в вузовских-то учебниках нужно бы написать.
"Призвание"… Но все уже призваны!.. Во-первых: один быть ангелом, другой быть бесом. Во-вторых: на этот свет или на тот.
–– Человека невозможно призвать!
–– "Возможно окликнуть".
Да, когда один, ангел, строит из себя по какой-то причине беса.
Беда – единственная у людей беда! – не в том, что бесы не стыдятся своей грязи, а в том, что ангелы не верны своей чистоте.
Мир людей болен не наглостью бесов, а трусостью ангелов.
В этом гармония моего романа…
–– Пиши! Пиши!..
Да! Гармония меж людьми в современном мире возможна как раз при отсутствии – при отсутствии! – требования о взаимном понимании.
Что, кстати, и удаётся: требовать лишь терпения!..
С Мига Капли я изо дня в день узнавал себя, меня.
В минуту Запаха узнал людей.
Я в армии, два года, в библиотеку был записан в приличную, в офицерскую…
А из дома мне писала мама, иногда Настя. Мама с папой работали, где работали. Настя окончила свой пед. Катя училась где-то на экономическом.
Однажды от Насти читаю: "Пашка, какое это счастье!.." Мне сделалось досадно… противно: от этой, как видно, непутёвой чужой любви… Потом, немного спустя, и мама мне на ту же, уж определённо – безысходную, тему: "Поможем поднять"… Тут уж мне сделалось зло-досадно… до слёз… Мама-мамочка! Воспитала доченьку!.. Доченька-умница! И сама из себя! И на все руки! А вышло – разнесчастная!..
Но в то время я, как никогда, был книжно-загружен и, как у тех трёх дорог, трагично озабочен. Семейные дела били меня, как, бывало, возле улья пчёлы: в лицо – но все в сетку… (Папа водил и пчёл.)
После армии – я сразу в университет на дневное: и новые друзья, и новые книги, и новые линии горизонта, и облака, и ветры… Отсутствие моё в деревне – словно бы, после армии, просто продолжилось.
Лишь исподволь и мельком, приезжая на выходной в деревню, отмечал: сёстры сделались теперь – полноценно взрослыми… и полноценно недовольным. Ребёнок Насти, Мишка, уже топал… и уже, кажется, тоже недовольно…
Мама с папой телевизор смотрят – а Настя, тут же, ножницами бутылку пластмассовую: скрып! скрып!..
Чуть вышла она – они друг другу вполголоса:
–– Нарочно!..
–– Нарочно…
Катя – она уже в лето в моё вступительное приезжала с каким-то Эдиком, что ли. Потом, в первые-то мои каникулы летние, – совсем с другим Эдиком. Силюсь сказать: мне-то что…
Катин басок стал, иной раз, сравним с маминым молчанием:
–– А я не просила тебя меня рождать!..
И я, за дверью, спохватываюсь: а где же сёстры мои, которые… настоящие?.. И они, такие-то, были ли?..
Разве что – у мама спросить!
Все одноклассницы Настины повыходили замуж. А у неё почему-то – "не сложилось". Катя – сама не хочет.
Я маме, когда сестёр нет дома, мол, что же они замуж-то не выходят?
Мама – как о прочно решённом:
–– Чтоб муж за косу-то брал?!
Ах вон оно что!..
–– А как же можно, ну, практически, женщине без мужчины жить?
Мама молчит… маминым бездонным молчанием…
Баба Шура ей поддакивает:
–– Страсть!
Тотчас вспоминаю: она, бабушка, ведь разведенка… Муж её – между прочим, "ответственный работник" – когда-то, уходя к другой, сказал ей: "Ни тебя, ни детей твоих не надо!"… (Сама она рассказывала: "Вот какой паразит-от!")
В реальности, которой нет… я говорю сёстрам… впрочем, то же, что и маме…
И слышу от них – нечего и думать:
–– Не твое дело!
В действительности замеченной, наедине, отвечаю им вслух:
–– Вот! Это правда! В самом деле: это дело не моё. И никогда не будет моим.
Странно – странно даже поговорить с сёстрами: хоть о чём-то… Учительница, бухгалтер… Но ведь они об этом никогда и не мечтали!..
Да-да! Тут когда-то был и тот случай с дорожками… так меня настороживший.
Мама однажды мне – ни с того, ни с сего! – про ребёнка-племянника:
–– А ты его убей!
И несёт фантастическим, как из глубокого колодца, холодом… Лучше бы, ей-богу, чужая душа была и в самом деле просто теми… пусть, потёмками!..
И как пилюля никудышная валяется на языке готовое Катино: "Пси-хо-па-ты!"…