Навстречу им по дорожке, вымощенной синим кирпичом, бежали двое детей, должно быть, братья. Между патио и берегом реки не было ни поручней, ни поребрика. Неожиданно старший неловко толкнул младшего, и ребенок, отчаянно визжа, полетел в ядовитые воды реки.
Уошен вскочила.
Появились родители, мать запричитала, а отец полез вниз по стальной стене, цепляясь за выступы. Наконец он выловил своего сынка из вонючей жижи, и они вернулись в патио, оба невредимые, но злые. Отец вложил ручку ребенка в ладонь старшего брата и неожиданно крикнул:
- Зрелище платное! Водичка стоит дорого!
Все расслабились. Потенциальное несчастье обернулось забавой. Уошен заставила себя снова сесть.
- Я тоже однажды тонула, - вдруг сказала она.
- Ты?
-
- Я помню эту историю, Уошен.
- Разве я рассказывала ее тебе? Я заставляла его нырять, погружаясь все глубже, туда, где жили огромные кальмары, и масса воды давила на меня столь сильно, что я теряла сознание. Лежала в коме. Бывало, целый день лежала.
Он посмотрел на нее так, словно видел перед собой впервые, словно на незнакомого человека. Опасного, возможно, даже больного.
- Мои родители обоссались, как ты понимаешь. - Уошен сузила глаза, удивляясь, зачем вообще она рассказывает ему эту историю.- Но я говорила, что не могу умереть, ну, по-настоящему умереть, от того, что так долго нахожусь под водой. Но беспечность влечет за собой еще большую беспечность, говорили они. А если я вообще соскользну со своего кита? А если никто не найдет моего тела?
Что-то в этих словах заставило Дью тихонько рассмеяться.
- Не знаю, почему я это вспомнила. Так неожиданно. И так странно.
- Ох, - вздохнул Дью. - Правда, странно.
Она не обратила внимания на тон, глядя на новые здания на другом берегу реки и не видя их - вместо этого у нее перед глазами стоял город, где она родилась, и Капитан-премьер, сидевший с первыми Вице-премьерами на берегу моря. Уошен зачем-то привели к ним. Но она была всего-навсего крошечной девочкой. И по каким-то причинам, вообразить которые теперь невозможно, Премьер заговорила с ней, задавая какие-то вопросы. Уошен не могла, конечно, вспомнить этих вопросов, а уж тем более своих ответов. Но она явственно помнила, что сидела в огромном кресле Премьера. А когда вылезла из него, неожиданный порыв ветра, налетевший неизвестно откуда, опрокинул это кресло…
Она рассказала об этом Дью и спросила:
- Что бы это могло значить?
- Этого не было, - ответил он. Ответил незамедлительно и без всяких сомнений.
- Не было?
- А если и было, - то все равно ничего не значит.
На мгновение она услышала в его голосе нечто и быстро перевела взгляд на обритую голову, затем на густые темные брови. Там, на этом подвижном лице, ее ждала улыбка - широкая улыбка во весь рот. Но только не в ярких, серо-стальных глазах.
В каждом из старинных хранилищ памяти, похороненных в своих урановых оболочках, находилась изящная маленькая эмблема, явно бесполезная и не стоящая внимания. Однажды, когда пустой сосуд наполняли контрольной информацией, какой-то механизм поблизости совершенно случайно издал длинный низкочастотный, звук. Звук вызвал эхо, мощную и мгновенную пульсацию, слышимую на километры вокруг. Возможно, собственный сигнал? Если это так, то он мог быть произведен только работающим прибором, а такого нигде не было. Но для очистки совести Преданные все-таки послали соответствующий сигнал в кору и стали ожидать гипотетический ответ «я здесь».
Поскольку оборудование было примитивным, первые положительные ответы прошли незамеченными. Однако вскоре даже на такой грубой аппаратуре они обнаружили мягкое эхо. Все принялись обсуждать явление, причем большинство наблюдателей было склонно считать его техническими сбоями или эмоциональным влиянием.
Были спроектированы новые, более чувствительные микрофоны. И третье поколение датчиков не только обнаружило возвратные сигналы, но дало возможность еще и определить направление, откуда они исходили. Эхо шло из точки, находившейся на девятикилометровой глубине, внутри устойчивого потока расплавленного железа.
На свет тут же появилась скромная, но секретная гипотеза. Под видом новых геотермальных работ на мантии лазеры начали прорезать серию глубоких отверстий. Оболочка оказалась толщиной около трех километров, в нее были введены керамические трубы и помпы. Расплавленный докрасна металл необходимо было поднять на поверхность, остудить и направить в нужное русло. Но, поскольку мантия никогда не оставалась неподвижной, цель исследования, тоже имела привычку постоянно бродяжничать. Внуки даже пытались погружать руки в эти озера дряни и таким образом пробовать выловить черных горячих улиток, которые должны были бы там находиться.
Восемь долгих лет длились исследования.