Пока Каликст со славой стоял во главе церкви и смирял италийские и апулийские банды, свет Святого Престола воссиял вдаль, и не так как сияет из-под земли, а как с горной вершины. Сверкала церковь Святого Петра, а другие церкви, внутри города и вне его, находясь под покровительством столь великого сеньора, возвращали свои владения и с благодарностью наслаждались ими. Когда я был послан к нему королем Людовиком обсудить некоторые государственные дела, то встретился с ним в Битонто, в Апулии. Папа принял меня с почетом, из почтения и к королю, и к моему монастырю, а также благодаря представлению моих различных спутников, среди которых был аббат Сен-Жермен, мой собрат, а прежде — мой школяр. Таким образом, после успешного завершения дел короля, я уже спешил вернуться домой. Как и всякому другому пилигриму, мне оказывали гостеприимство на одной вилле. После заутрени я, в ожидании рассвета, прилег на своей кровати и в полудреме увидел сон — себя посреди моря, плывущим по волнам в одиночку на маленькой лодке без весел, опасно качающейся на волнах вверх и вниз. Испугавшись страшной перспективы крушения, я немилосердно обратился к Богу, и вдруг, благодаря божественному снисхождению, при безоблачном небе появился тихий приятный бриз, качка прекратилась, а мое утлое суденышко развернулось в нужном направлении и, с невероятной быстротой, я достиг тихой гавани.
Проснувшись от дневного света, я отправился в свой путь. Встав, я приложил большое усилие, чтобы восстановить в памяти сон и истолковать его. Я боялся, что раскачивание на волнах означает для меня серьезное несчастье. Вдруг я встретил одного из своих мальчиков-послушников, который узнал меня и моих спутников. И с радостью и с печалью, он отвел меня в сторону и сообщил, что мой предшественник, блаженной памяти аббат Адам умер, и что я был всем капитулом единодушно избран на его место. Но он добавил, что поскольку выборы прошли без совета с королем, то когда самые мудрые и благочестивые из братьев и самые благородные из рыцарей довели до короля, для его одобрения, сведения о выборах, то заслужили от него одни упреки и были брошены в тюрьму в Орлеанском замке. Из-за человеколюбия и благочестия я пролил слезы о страданиях моего духовного отца и учителя. Его земная кончина меня весьма огорчили, и я самым искренним образом молил Божественное милосердие охранить его от смерти вечной.
Я вернулся к себе, утешаемый многочисленными спутниками и своим собственным рассудком и мучимый тройной проблемой: если я приму избрание против воли сеньора короля, хотя и в согласи с правилами Римской церкви и волей папы Каликста, который любил меня, то что я принесу моей матери церкви, которая столь нежно взлелеяла меня у своей груди и напоила меня молоком человеческих добродетелей, которая будет теперь из-за меня подвергнута поношению и обману двух грабителей. Могу ли я допустить, чтобы мои братья и друзья испытали бесчестие и тяготы королевской тюрьмы только за то, что они любят меня? Не следует ли мне, по этим и другим причинам, отказаться от выбора, но подвергнуться из-за этого отказа всеобщему осуждению? Я уже решил послать одного из моих людей к папе просить его совета, когда вдруг ко мне пришел один мой знакомый знатный римский клирик, который поклялся, что сам сделает все, что я хотел бы сделать через моих людей, и через это я должен был бы быть вовлечен в большие расходы. Вперед служки, пришедшего ко мне, я послал одного из моих слуг к королю, чтобы разузнать и сообщить мне, чем кончилось это неприятное дело, поскольку сам я не хотел подвергаться гневу Людовика.
Двигаясь вслед за ними я чувствовал себя словно болтался без весел в открытом море, и из-за неизвестности очень беспокоился и тревожился чем все это закончится. Но благодаря щедрой милости всемогущего Бога, тихий бриз подхватил мое опрокинутое суденышко — неожиданно вернулись мои посланцы и сообщили, что король даровал мне свой мир, освободил заключенных и подтвердил итоги выборов. Приняв это как доказательство воли Господа, поскольку именно благодаря Его воле все случилось так, как я хотел, я, с Божьей помощью, вернулся к своей матери церкви, которая приняла своего блудного сына со сладостью, материнской любовью и великодушием. Там я испытал радость встречи со ждущим меня сеньором королем, чье лицо менялось от хмурого к веселому, с архиепископом Буржским, с епископом Санлиса и с многими другими благородными мужами церкви. К восторгу собравшихся братьев, они приняли меня торжественно и с большим уважением, а на следующий день, в субботу, перед страстной неделей, я, недостойный, был рукоположен в священники и на следующее воскресенье, перед наисвятейшими мощами Святого Дионисия, я был незаслуженно посвящен в аббаты.