Жизнеописание Михаила Булгакова

Эти устные рассказы – один из немногих, но важных источников для размышлений об отношении Булгакова к Сталину – художническом и личном.

19 февраля. «Второй прием с кино у Буллита. Опять дипломаты. Буллит был в пиджаке, а не в визитке, как в первый раз.

Мы пришли в особняк пешком.

Картина очень хорошая. Комедия об американцах, о том, как англ[ийский] слуга остался в Америке, очарованный американцами и их жизнью. Амер[иканцы] очень милы.

Вечером обед у Кунихольм. Очень приятный вечер. Дерброй показывал кино, он сам снимал (путешествие свое в Америку).

Из русских еще были художник Кончаловский с женой.

Была дочка фр[анцузского] посла, m-lle Альфон, очень хорошенькая и необыкн[овенно] привлекательная».

Все очень похоже на светскую жизнь преуспевающего драматурга.

21 февраля в мхатовской газете «Горьковец» напечатаны неодобрительные отзывы о «Мольере» Афиногенова, Bс. Иванова, Ю. Олеши, некоторых актеров, и в дневнике Елены Сергеевны появляется неожиданная для этих триумфальных дней запись: «Участь Миши мне ясна, он будет одинок и затравлен до конца своих дней». (Через несколько дней она запишет, однако: «Миша говорил, что Славин (писатель Л. И. Славин. – М. Ч.) подошел к нему и выразил восхищение „Мольером“. Это редкий случай. Из драматургов никто и никогда не хвалил Мишиных произведений».)

29 февраля появляется резкая статья о МХАТе 2-м «О мнимых заслугах и чрезмерных претензиях», 1 марта – редакционная статья «О художниках – пачкунах».

2 марта Елена Сергеевна записывает: «Сенсация, которая занимает всю Москву, это гибель театра Ивана Берсенева. Правительственное постановление о ликвидации его театра (МХАТа 2-го. – М. Ч.) написано в очень суровом тоне… Очевидно, Берсенев сделал какую-то крупную ошибку… В „Правде“ одна статья за другой, в которых вверх тормашками летят один за другим». Она перечисляет с плохо скрытым упоением, кому «попало», а про одного из потерпевших замечает: «Этому поделом в особенности». Слепота ли, полная ли закрытость их оценок и возможных опасений за судьбу пьесы от постороннего глаза? Или – стремление заклясть судьбу?

4 марта – вновь спектакль «Мольер», они приезжают к концу. «Театр полон, в правой ложе видела в полутьме Литовского, который что-то записывал. Занавес давали много раз. Миша выходил кланяться. Сегодня объявлен конкурс на учебник по истории СССР. Миша сказал, что будет писать. Я поражаюсь ему. По-моему, это невыполнимо».

6 марта Елена Сергеевна отмечает, что сегодня должно было быть свидание Булгакова с директором МХАТа, «но почему-то было отменено».

9 марта в «Правде» появляется статья «Внешний блеск и фальшивое содержание» – о «Мольере» в МХАТе. «Как только прочитали ее, Миша сказал – „Мольеру“ и „Ивану Васильевичу“ конец. Днем пошли в театр. „Мольера“ сняли. Вечером звонок Ф. (Ф. Н. Михальского. – М. Ч.) – «Надо Мише оправдываться письмом». В чем оправдываться? Я сказала, что Миша не будет такого письма писать». Она говорила, конечно, со слов Булгакова; по-видимому, это решение он принял сразу и бесповоротно. «Вечером Ольга, Калужский – и поздно Горчаков. То же самое – письмо! И то же по телефону Марков (П. А. Марков, зав. лит. частью МХАТа. – М. Ч.). Напор дружный. Что за люди!»

Ф. Н. Михальский через много лет написал в своих воспоминаниях, что решение снять пьесу было принято директором МХАТа в тот же день. «Такая торопливость, – пишет в опубликованных в 1982 году воспоминаниях В. Я. Виленкин, – многим (многим ли? – М. Ч.) показалась непонятной. Булгаков никогда не мог простить MХАТу, что он не встал на его защиту».

10 марта – в «Литературной газете» статья Б. Алперса «Реакционные домыслы М. Булгакова». «Миша поехал в театр к Маркову сказать, что ни в каком случае не будет писать покаянного письма. „Ивана Васильевича“ явно снимут. Теперь выяснилось, что по городу ходили уже с первых чисел марта слухи о том, что „Мольера“ снимают. Настало для нас очень тяжелое время».

11 марта. Режиссер «Ивана Васильевича» зовет на репетицию. «Зачем себя мучить? Театр Сатиры мечется, боится ставить, спектакль у них явно был готов. Отказались ехать».

13 марта – Жуховицкий, «приезжает выспрашивать, и чувствую, что он причиняет вред. Его роль не оставляет сомнений». 14-го: «…мы были званы сегодня к американскому послу. Долго колебались – идти или нет. Наконец, решили не идти. Боимся сочувствий, расспросов и тому подобное. А вечером в Большом театре на „Наталке-Полтавке“… Перед началом второго действия в правительственной ложе появились Сталин, Орджоникидзе и Молотов. Я все время думала о Сталине и мечтала о том, чтобы он подумал о Мише и чтобы судьба наша переменилась. По окончании исполнители на сцене. Овация правительственной ложе – Сталину, в к-рой принял участие весь театр. Я видела, как Сталин аплодировал, как он приветственно махал рукой актерам».