Жизнеописание Михаила Булгакова

4 июня. У Булгакова В. Я. Виленкин с настойчивым предложением от МХАТа заключать договор на пьесу о Сталине. «Миша рассказал и частично прочитал написанные картины. Никогда не забуду, как В., закоченев, слушал, стараясь разобраться в этом». (Виленкин, цитируя эту запись в своих воспоминаниях, приводит и запись из своего дневника: «Вчера был у Булгакова. Пьеса почти написана. Впечатления „ах!“ не было ни разу, может быть, потому, что М. А. читал не узловые сцены…Но все – хорошо написано, тонко, без нажимов. Есть роли, не говоря уже о центральной, интереснейшей (Хмелев?). Просидел у них до трех часов ночи».)

6 июня. «…был приятный вечер, были Файко, Петя и Ануся (Вильямсы. – М. Ч.), Миша прочел им черновик пролога из пьесы о Сталине (исключение из семинарии). Им чрезвычайно понравилось, это было искренно. Понравилось за то, что оригинально, за то, что не похоже на все пьесы, которые пишутся на эти темы, за то, что замечательная роль героя». Елена Сергеевна с особенной тщательностью коллекционирует хорошие отзывы об этой пьесе.

9 июня Булгаков пришел в МХАТ договариваться об условиях, на которых он отдаст пишущуюся пьесу в театр, покинутый им три года назад. Встречен он был очень радушно, ему обещали «к ноябрю—декабрю устроить квартиру и по возможности – 4 комнаты…». Спрашивали, «какого актера он видит для Сталина и вообще для других ролей. Когда мы только что пришли в МХАТ – надвигалась гроза…». По возвращении – «Миша сидит, пишет пьесу. Сейчас еще одну сцену прочла – новую. Выйдет!»

14 июня. «Миша над пьесой. Написал начало сцены у губернатора в кабинете. Какая роль!.. Душно. Хотя днем лил дождь – никакого облегчения не принес».

Писал он, опираясь на два-три только что вышедших издания – никаких архивных материалов, о которых он думал, замышляя пьесу, предоставлено ему не было[153].

2 июля Хмелеву и еще нескольким слушателям Булгаков читает несколько картин. «Потом ужин с долгим сидением после. Разговоры о пьесе, о МХАТ, о системе (Станиславского. – М. Ч.). Разошлись, когда совсем уже солнце вставало». Память Елены Сергеевны сохранила рассказ Хмелева, чрезвычайно увлеченного мыслью о новой роли: «Сталин раз сказал ему: „Вы хорошо играете Алексея. Мне даже снятся ваши бритые усики. Забыть не могу“».

9 июля. «Сегодня урожай звонков: 3 раза Калишьян (зам. директора МХАТа. – М. Ч.). Просит Мишу прочитать пьесу в Комитете 11-го. 〈…〉 Хмелев – о том, что пьеса замечательна, что он ее помнит чуть не наизусть, что если ему не дадут роли Сталина – для него трагедия».

11-го Булгаков читает пьесу руководству Комитета по делам искусств. «Слушали с напряженным вниманием. Пьеса очень понравилась. 〈…〉 Во время читки пьесы – сильнейшая гроза».

14 июля Булгаков писал Виленкину, уехавшему отдыхать: результаты этого чтения «могу признать, по-видимому, не рискуя ошибиться, благоприятными (вполне). После чтения Григорий Михайлович (Калишьян. – М. Ч.) просил меня ускорить работу по правке и переписке настолько, чтобы сдать пьесу МХАТу непременно к 1-му августа. А сегодня (у нас было свидание) он просил перенести срок сдачи на 25 июля. У меня остается 10 дней очень усиленной работы. Надеюсь, что, при полном напряжении сил, 25-го вручу ему пьесу. 〈…〉 Я устал. Изредка езжу в Серебряный бор, купаюсь и сейчас же возвращаюсь. А как будет с настоящим отдыхом – ничего не знаем еще. 〈…〉 Устав, отодвигаю тетрадь, думаю – какова будет участь пьесы. Погадайте. На нее положено много труда».

«Настоящего отдыха» ему уже не было суждено.

Как осторожен, неуверен, суеверен тон его письма!

17 июля. «Спешная переписка пьесы. 〈…〉 Слух о том, что зверски зарезана Зинаида Райх». 20 июля. «Диктовка продолжается беспрерывно. Пьеса чистится, сжимается, украшается».

Дополнение к тексту на отдельном листке (автограф М. О. Чудаковой)

21 июля. «Миша диктует».

22 июля. «Сегодня Миша продиктовал девятую картину – у Николая (Николая II. – М. Ч.) – начерно…решил назвать пьесу „Батум“».

23 июля. «Перебелил 9-ю картину. Очень удачно. Потом поехал с Калишьяном в Пестово (загородный дом отдыха МХАТа. – М. Ч.). Мхатчики приклеились к Мише, ходили за ним как тени». Жене его эта перемена страшно импонировала.

Действительно, В. Я. Виленкин вспоминает, как Качалов «был заинтересован предназначавшейся ему характерной ролью кутаисского губернатора», а «В. О. Топоркова заранее привлекала сцена у Николая II, принимающего всеподданнейший доклад о грозных кавказских событиях в Ливадийском дворце, стоя в красной шелковой рубахе подле клетки с дрессированной канарейкой, которую он самозабвенно обучает „петь гимн «Боже, царя храни»“».

…Участникам этой ситуации мерещилось, видимо, что время повернулось вспять, что Булгаков вновь – любимый автор театра, принесший, как тринадцать лет назад, пьесу, сулящую успех.